Айрис представляла, что леди Клементина чувствовала: она и без того была напугана, мучилась от боли, и к тому же ей предстояло рожать не с заботливой акушеркой у себя дома, зная, что если что-то пойдёт не так, к ней немедленно прибудет доктор из лучшего в городе госпиталя, а в крошечной старой больнице, куда в случае обычных родов попадали или очень бедные, или безмужние¹.
Родные хотели забрать леди Клементину из больницы на следующее утро после родов, но и она, и преждевременно родившийся ребёнок были так слабы, что доктора не рискнули такое одобрить. Спустя неделю леди Клементину всё же перевезли в госпиталь в Лондоне, и там они с Дэвидом пробыли ещё почти месяц. Но родился он в Стратфорде. В том самом Стратфорде.
Поговорив с миссис Пайк, Айрис поднялась к себе в комнату. Ей надо было подумать. Хорошенько подумать и чтобы никто не мешал.
Она не верила в такие совпадения.
Тони Хьюз и Дэвид Вентворт родились в один день в одной и той же больнице. Так что если Руперт и был тем самым Тони Хьюзом, то леди Клементина усыновила вовсе не случайного ребёнка. Возможно, она знала его мать… Насколько Айрис могла судить, было очень маловероятно, что в Стратфордском госпитале были палаты для одного человека. У леди Клементины были соседки…
И что дальше?
Она два года спустя усыновляет ребёнка одной из этих женщин. Зачем?
А что, если детей перепутали?
Но тогда их надо было бы поменять, как в случае Бамбергеров и Уоткинсов, а не забирать обоих себе. Но на каком основании она могла бы их поменять? Если то, что рассказал инспектор Годдард — правда, то в начале сороковых у людей и мыслей не было, что родство можно точно установить научными методами.
А Руперт, получается, изучал статьи по генетике и читал про Бамбергеров и Уоткинсов, потому что знал про общую дату рождения? Знал, что усыновлённый ребёнок мог быть на самом деле родным, и это в скором будущем можно будет доказать?
А что, если…
Айрис даже боялась о таком думать.
Она сняла колпачок с ручки, чтобы записать свои версии в блокнот, но тут же отложила. Из-за дверей доносился шум — редкое дело в этом доме (если не считать плача Мэтью).
Кто-то — судя по интонациям, Мюриэл — был очень возмущён и яростно что-то выговаривал.
Айрис осторожно приоткрыла дверь в коридор.
Она подумала, что Мюриэл отчитывает горничную или, в крайнем случае, свою дочь, но в коридоре, к удивлению Айрис, стояли миссис Пайк, инспектор Годдард и детектив-сержант Леннокс.
Годдард и его сержант были настроены довольно решительно, а миссис Пайк пряталась за их спинами с таким видом, точно ей хотелось немедленно исчезнуть отсюда. Куда угодно. Хоть под землю провалиться.
Мюриэл Вентворт стояла в дверях своей комнаты, широко разведя руки, чтобы преградить вход в неё, — точно если бы она этого не сделала, то полицейские прошмыгнули бы сбоку.
— Вы не имеет права обыскивать мои вещи! — негодующе кричала Мюриэл. — Я знаю свои права! Никому не разрешается прикасаться к личным вещам без согласия владельца. Я подам жалобу, будьте уверены!
— Хорошо, миссис Вентворт, — сказал Годдард. — Я хотел обойтись без ордера, но если вы настаиваете, детектив-сержант Леннокс сейчас отправится в Стоктон и получит ордер. На это уйдёт, самое меньшее, три часа. Вам в это время нельзя будет находиться в комнате, вы будете под постоянным наблюдением констебля. Дверь в вашу комнату тоже. — Инспектор Годдард повернулся к миссис Пайк. — В комнате ведь нет смежных дверей?
— Нет, — подтвердила миссис Пайк. — Только эта дверь.
— Да что вам надо? — гневно выплёвывая слово за словом, возмутилась Мюриэл. — Что вы собираетесь искать? Думаете, я прячу в своих вещах орудие убийства? Вы в своём уме?! Вы подозреваете меня? — в её глазах горели обида и гнев. — Меня?! На каком основании, позвольте спросить?
— На основании полученных улик, — ответил Годдард. — Так вы разрешите осмотреть ваши вещи?
— Мне нечего скрывать, но сам факт подозрений… он… он просто оскорбителен!