Так зачем леди Клементине нужно было брать именно это письмо? И кому было пятнадцать лет? Что за новый персонаж в этой и без того уже запутанной истории?
Первое, что приходило в голову: у Джона Вентворта была интрижка. Но от этих мыслей Айрис самой стало противно. Она не очень-то много знала о сэре Джоне, но было маловероятно, чтобы он дошёл до такого, а потом стал бы упоминать в письмах. Даже жаль, что девушке было только пятнадцать… Будь она постарше, можно было бы рассмотреть версию, что у сэра Джона был с ней роман, а Руперт в действительности был его сыном. Айрис сама не знала, что с этой безумной версией делать дальше, — она нравилась ей скорее за красоту и драматичность.
Было уже десять часов, а Айрис не занималась своей основной работой и минуты. В последнее время она, если быть честной, ей пренебрегала… И в Эбберли, кажется, никому не было до этого дела. Дэвид тоже проводил мало времени за работой. Он по-прежнему с кем-то созванивался и изучал документы, но посвящал этому от силу пару часов в день.
Сейчас его в кабинете не было, и Айрис подумала, что вряд ли он появится. Поэтому она, никого не предупредив, отправилась искать инспектора Годдарда.
От Мэри она узнала, что в доме его нет, и пошла тем путём, про который рассказывала вчера Мюриэл: к розарию, потом к солнечным часам и к мраморному мостику, потом немного пройти прямо, пока не…
Конечно, она не увидит ничего белого, но, может быть, наткнётся всё же на Годдарда.
День, в отличие от вчерашнего, был необычно холодным, и она надела один из плащей, которые висели у дверей для прислуги. Оказалось, шёл мелкий-мелкий, почти невидимый из окон дождик, и Айрис пришлось накинуть и капюшон тоже.
— Вам почти удалось меня напугать, — громко сказал Годдард, заметив её на боковой дорожке. — Чёрный плащ, ещё и капюшон…
— Извините, не думала, что так получится. Хотела принести вам письмо.
Айрис огляделась. Это всё ещё была обустроенная часть часть парка, со скамейками и клумбами, но уже начинался уклон к реке. С этого места было видно только крышу главного дома, и та едва проступала за кронами деревьев. Значит, от дома увидеть, что происходило здесь, было невозможно: это место оказывалось ниже линии зрения. И всё-таки очень, очень близко от особняка, где было так много людей.
Леди Клементина прошла совсем немного.
— Так что вы смогли прочитать? — спросил Годдард.
— Вот, — Айрис протянула ему листок.
Годдард, встав так, чтобы мелкие капли не падали на листок, начал читать.
— Хм… Это чуть больше, чем прочитали в лаборатории, но по-прежнему мало что объясняет. Спасибо за помощь, мисс Бирн.
— Пожалуйста, но мне кажется, что даже из этих обрывков понятно, о чём идёт речь. Я думаю, что это одно из тех писем, которые в Эбберли привезла миссис Вентворт. Их одиннадцать, а это вполне может быть двенадцатым. Совпадает и дата — сороковой год, и то, о чём написано. В начале сэр Джон пишет брату насчёт дел на фабрике: тот, пока его не призвали, помогал сэру Джону. Дальше что-то про здоровье родителей, в самом конце речь идёт про семью, про жену и сына.
— В целом, я пришёл к тем же выводам, что и вы, но слишком мало конкретики.
— Если в этом письме и было что-то важное для леди Клементины, то, скорее всего, эти строки пропали.
— Слова про пятнадцать лет ни на какие мысли вас не наводят?
— Сами по себе нет, но в другом письме, написанном тоже в сороковом году, сэр Джон писал брату, что из-за войны они остались почти без прислуги, а Дэвид — без няни. Стало тяжело кого-то найти, а мисс Фенвик в одиночку не справлялась. Может быть, они наняли девушку пятнадцати лет. И она вполне могла быть из деревни.
— Похоже на правду, — согласился Годдард. — А вы, кажется, перечитали в Эбберли всё, что только можно прочитать… И что думаете про «боюсь за него»? Он боится за сына? Потому что жена не вполне здорова?
— Очень может быть. Это, конечно, слухи, но, якобы, сэр Джон даже хотел отправить леди Клементину в лечебницу. Возможно, это очень сильное преувеличение, но слухи поползли не просто так.
Айрис молчала, и инспектор Годдард тоже ничего не говорил. Они смотрели на мокрую лужайку, тянувшуюся за полосой высаженных вдоль дорожки цветов. Даже в мутноватом, наполненном дождевой влагой воздухе, огненно-оранжевые и жёлтые головки рудбекии казались нестерпимо яркими и немного зловещими. Тёмные сердцевинки глядели недобро и пристально, словно череда хищных глаз.