— Мисс Фенвик, — прервал её инспектор Годдард, понимая, что та углубляется в воспоминания, которые его совершенно не интересовали. — О чём вы хотели рассказать? О чём-то, связанном с убийством?
Фенвик покачала головой:
— Я не знаю, связано оно или нет. Но после того, что с ней сделали… Я должна рассказать, а вы уж сами разберётесь, господин инспектор. Все эти тайны, ложь… Всегда такое плохо кончается.
— Какая ложь?
— Дети, мальчики… Они… — мисс Фенвик словно захлебнулась последним словом. Из глаз у неё потекли слёзы.
— Что с ними? — инспектор терял терпение.
— Она их поменяла, — выдохнула Фенвик. — Поменяла.
Дэвид и Руперт вскочили на ноги. Даже инспектор Годдард вздрогнул.
Мисс Фенвик низко наклонила голову, словно пытаясь спрятаться, укрыться.
Трость Руперта упала на пол, и хотя звук от паления на толстый ковёр был тихим, мягким, Айрис всё равно вздрогнула, как от удара грома — такая сейчас в библиотеке была тяжёлая, жуткая тишина.
— Я знал! — произнёс Руперт высоким, дрожащим, почти неузнаваемо изменившимся голосом. — Я всегда это знал.
Глава 23. Дэвид и Руперт, Руперт и Дэвид
— Рассказывай всё! Фенвик, не молчи, рассказывай! — Руперт искал свою упавшую трость наощупь, потому что не отводил взгляда от Фенвик, точно боялся, что если отвернётся хоть на секунду, то старушка исчезнет вместе с тайной, которую хранила.
Дэвид Вентворт сидел к Айрис спиной, и она видела только, как сжались его пальцы на подлокотнике дивана. Он стиснул его так, что суставы побелели.
Дэвид не произнёс ни звука. Он даже не шевельнулся — точно окаменел.
— Господи, да говори же ты! — взвыл Руперт, который наконец нашёл свою трость, поднялся на ноги и шагнул к мисс Фенвик.
Она вжалась в спинку кресла и смотрела на Руперта испуганно и одновременно виновато.
— Почему ты молчала, старая дура? Почему не сказала раньше, раз ты знала?!
— Мистер Вентворт, сядьте на место, — инспектор Годдард встал между Рупертом и мисс Фенвик. — Или я продолжу разговор без вас.
— Какой разговор?! — обернулся к нему Руперт с перекошенным лицом. — Вы слышали, что она сказала?! Слышали?
— Я всё слышал и хочу услышать дальше. Но если вы немедленно не сядете…
— Хорошо! — Руперт рухнул обратно в кресло, но вся его фигура была напряжена, выкручена, выгнута, как у кота, готовящегося к прыжку.
— Мисс Фенвик, пожалуйста, продолжайте, — уже гораздо более мягким тоном произнёс инспектор Годдард.
Фенвик переводила покрасневшие глаза с инспектора на Руперта, с Руперта на Дэвида. Сидевшая рядом миссис Пайк тем временем поглаживала её по пухлой дрожащей ладони. Наконец Фенвик снова заговорила:
— Мне так жаль… Я очень виновата, но я обещала! Она… Леди Клементина потребовала, чтобы я ей обещала и поклялась, что не расскажу. Я не могла отказаться. Я просто хотела, чтобы она была счастлива, чтобы она успокоилась, понимаете?
— Боюсь, что нет, мисс Фенвик. Расскажите, пожалуйста, с самого начала, — терпеливо попросил Годдард.
— Она его не любила. Дэвида, то есть, — Фенвик опустила голову, словно ей было стыдно за свою умершую хозяйку. — Даже хуже. На руки его брала так, как будто её заставляли. Не знаю, что с ней случилось. Один доктор говорил, что это обычное расстройство психики у женщин после родов, другой, что так получилось, потому что её с ребёнком сразу разлучили и долго держали отдельно — и её выхаживали, и малыша. Он ей как чужой был. Вот и всё. Она так ждала его, так хотела! А потом повернулось что-то в голове. И ничего не поделать, — мисс Фенвик стёрла выступившие на глазах слёзы. — Так и жили. Год, другой. Дэвид уже подрос, но всем я занималась и няня. Леди Клементина могла за весь день ни разу к ребёнку не подойти. А потом… Не знаю, что произошло. Она вдруг собралась в Лондон. Вы представляете? Оттуда все бежали, а она поехала. Тогда уже не такие страшные бомбардировки были, не каждую ночь, но всё равно… Вернулась через два дня, и такая… Не сказать, что прямо повеселевшая, но как будто не в Лондон ездила, а на праздник какой. Потом ещё раз поехала. Тоже дня два-три её не было.
— А когда именно это было? Вы помните? — спросил Годдард. — В каком месяце?
— Точно не помню, конечно. Март сорок первого, может быть, февраль. А потом она поехала к мужу на завод. Куда, не вспомню тоже. Сэр Джон тогда то на один ездил, то на другой, где нужнее, туда и ехал. А дома он вообще уже несколько месяцев не показывался, даже на Рождество не приезжал. Я, конечно, знала, что она что-то задумала. Но она ни слова мне не говорила. Зато ей получше стало, даже с Дэвидом стала иногда играть. Я и радовалась. А потом она вдруг говорит, что они с сэром Джоном решили усыновить ребёнка, сироту, у которого родители погибли во время авианалёта. Не знаю, как она сэра Джона уговорила. Но она такая была, что если что войдёт в голову, ни за что не уступит и всё равно на своём настоит… Я так думаю, он что угодно рад был сделать, лишь бы она… Лишь бы ей было хорошо. И детей у неё своих больше быть не могло, так что, конечно, он согласился.