— Но как леди Клементина вообще узнала о ребёнке из Олд-Форда?
— Мне кажется, речь не шла о каком-то конкретном ребёнке. Это же Ист-Энд, пусть и далековато от доков… Значит, были сильные бомбёжки во время Блитца. Наверняка множество детей остались без попечения, и поэтому искали семьи, которые взяли бы детей к себе.
— Но не усыновили же, — возразила Айрис.
— Я думаю, что всему есть объяснение, и простое. Но прошло столько лет, никто уже не помнит всех обстоятельств.
— А вы помните? Помните, как у вас появился брат?
— Нет, я хорошо себя помню лет с четырёх. Так что для меня Руперт был всегда.
— Вы хорошо с ним ладили? — Айрис смущённо улыбнулась и добавила: — Я спрашиваю не для расследования, просто это очень необычная ситуация… Простите…
— Ничего страшного. Но ответить на ваш вопрос будет сложно. Иногда мы ладили, но чаще нет. Между нами не было вражды… Мы могли подраться, потом помириться, как все дети. Руперт… — Дэвид Вентворт задумался, точно никак не мог подобрать слов. — Руперт — такой человек, с которым тебе и страшно, и весело. Стоило сказать: «Давай заберемся на платан у Утиного коттеджа», как он находил другое дерево, выше, опаснее, с голым стволом, и говорил, что на платан и Фенвик заберётся, а лезть надо вон туда. Он как будто хотел доказать всем, что он… не хуже меня. Даже лучше. С возрастом он стал спокойнее, но в детстве характер у Руперта был взрывной. С ним тяжело было ладить. Любому, не только мне.
Айрис представила, как, должно быть, был несчастен этот ребёнок среди окружавшего его достатка и благополучия. У него было всё, но он постоянно чувствовал, что оно ему не принадлежит, дано на время. Что другой мальчишка, ничем не отличающийся от него, — настоящий сын, а он всего лишь подкидыш, получающий всё это из милости. Она сомневалась, что мальчик с таким ярким, неукротимым характером мог развить в себе смирение и человеколюбие и относиться к Вентвортам с одной лишь благодарностью. Вряд ли он мог любить Дэвида… Завидовать — запросто. А вот с матерью всё было интереснее.
— Руперт любил леди Клементину?
— Да, очень. Он… — Дэвид Вентворт подошёл к столику между книжных шкафов, где в низком хрустальном графине стоял брэнди. На этом же столике стояло несколько фотографий в серебряных рамках. Вопреки всеобщему обыкновению, на рабочем столе Дэвид Вентворт фотографий не держал. — В какой семье вы росли, мисс Бирн? — спросил он, беря в руки одну из рамок.
— Что вы имеете в виду? Я — единственный ребёнок у рано овдовевшей матери, отца не помню.
— Я про другое. Вы окончили Оксфорд, так что семья у вас явно не бедная.
— Мы не нуждаемся, но и не богаты. Мама может себе позволить не работать, потому что от отца ей досталось кое-какое наследство. Но мы и близко не стоим к аристократическим семьям.
— В определённой степени вам повезло, мисс Бирн. Вы наверняка много времени проводили со своей матерью. В таких семьях, как наша, детьми занимаются няни, прислуга и учителя. Потом их отправляют в школу, где родителей они не видят по несколько месяцев, потом в университет… Моя мать уделяла нам с Рупертом намного больше времени, чем это было принято. Она не вела светскую жизнь, была едва ли не затворницей. Её интересовали только книги: те, которые она читала, и те, которые писала. И дети. Но всё равно мы не так уж много времени проводили с ней. Мы оба обожали её, жаждали её внимания, похвалы, даже взгляда… Руперт — особенно отчаянно. Он чего только ни делал, чтобы она обратила на него внимание. Ему было всё равно, что его потом накажут, лишь бы она… — Дэвид Вентворт поставил фотографию на место. — Конечно, меня это раздражало. Мы ссорились, дрались, обзывали друг друга, но… Не думайте, что мы были как Хитклифф и Хиндли. Я бы ни за что не хотел, чтобы Руперта не было в моей жизни. Он мой брат.
— Забавно, что вы уже второй раз вспоминаете «Грозовой перевал», — заметила Айрис.
— Я подумал, что это лучше проиллюстрирует мою историю. Тем более, все молодые леди любят «Грозовой перевал».
— Я не люблю.
Дэвид Вентворт удивлённо приподнял бровь:
— Тогда что? «Джейн Эйр»?
— И это тоже не из любимого. Мне нравятся романы Джейн Остин. А ещё Дафна дю Морье. И Джозеф Конрад, и… Вряд ли вам это интересно, — опомнилась Айрис.
— Мне интересно, — сказал Дэвид Вентворт. — Можем поговорить об этом сегодня за ужином.
Утром воскресенья Айрис проснулась раньше обычного. За окном постукивал дождь, но робко, неуверенно. Айрис надеялась, что он не разойдётся в ливень и не затянется на целый день, потому что после обеда ей нужно было ехать за статьёй в деревню. Она умылась, оделась, потом почитала, но недолго — уже второй день из-за найденого письма в голову ничего не шло. До завтрака оставалось полчаса, но Айрис решила спуститься вниз пораньше, поболтать с миссис Пайк и горничными.