— Всего лишь один день неудач, — ободряюще улыбнулся Дэвид. — И я бы не сказал, что это неудачи. Теперь мы знаем, что чутьё вас не подвело. С усыновлением Руперта действительно что-то нечисто.
— А вы сами никогда об этом не думали? Не спрашивали мать?
Дэвид задумчиво наклонил голову:
— Нет. Я не видел в этом ничего необычного. Для меня Руперт был всегда. Мне кажется, я даже думал, когда был совсем маленьким, что почти у всех есть приёмные братья.
— У меня есть ещё кое-какие идеи. Хочу съездить в Лондон ещё раз… И, может быть, ответ из Швейцарии скоро придёт. Я попросила их отправить всё экспресс-доставкой в Эбберли на ваше имя.
— «Всё» — это что? — спросил Дэвид.
— Оказывается, школа отсылает родителям учеников регулярные отчёты, а в конце года — отчёт с фотографиями. Они не знают, какие именно фотографии были высланы леди Клементине в 1958 году, но негативы у них хранятся, и они распечатают то, что им самим покажется подходящим. Ещё они сказали, что некоторые из наставников были весьма педантичны и письма родителям печатали под копирку и оставляли копии у себя. Если они найдут то письмо, то пришлют и его тоже. Так что, если вам придёт письмо из Швейцарии, покажите его мне.
— Хорошо. Обязательно вас позову. И… Ещё раз напомню: Руперту об этом лучше не говорить. Его никогда не интересовало собственное происхождение, он скорее всегда хотел забыть об этом. Он… Он хотел быть Вентвортом. Сейчас я понимаю, как это было жестоко со стороны моих родителей вроде и принять его в семью, но и оставить его чужим в ней.
— Вы поэтому всё это делаете для него? Чувствуете вину?
— Что я делаю? — непонимающе посмотрел Дэвид.
— Обеспечиваете его из своих средств, пока он не получит наследство.
— Удивительно, как всё быстро узнаётся в этом доме, — сказал Дэвид без тени недовольства, скорее констатировал факт, точно говорил о стихии, вроде солнца или ветра, перед которой был бессилен. — А что я должен был сделать? Выкинуть его на улицу? Больного?
— Дать ему работу на одной из фабрик… — предположила Айрис. — Не за станком, конечно, но ведь что-то он умеет?
— Всё не так просто, — уклончиво ответил Дэвид.
Айрис давно занимал вопрос, было ли у Руперта какое-то образование, кроме той загадочной швейцарской школы. По всему выходило, что нет. Она решила не спрашивать у Дэвида в лоб и задать сначала более невинный вопрос:
— А почему Руперт учился в Швейцарии? Его не приняли бы в Итон из-за происхождения? Но есть другие школы.
Дэвид поднялся из-за стола. Айрис заметила, каким резким, напряжённым было это движение. Дэвид отошёл к окну. Она понимала, что он избегал смотреть на неё.
— Дело не в происхождении. Руперт не смог бы учиться там по другим причинам. Его отправили в школу профессора Эскюде, потому что… Потому что здесь не было подходящего учебного заведения. — Дэвид замолчал, видно было, что ему не хотелось об этом говорить, и он всё кружил вокруг да около. — У него были сложности с чтением, со счётом… особенно с письмом. Вы же видите, он… он не умственно отсталый, но в детстве ему в некоторых вещах было сложнее, чем другим. Он не мог учиться в обычной школе, но других вариантов не было. Или обычная школа, или заведения для идиотов. Поэтому он учился дома, а потом нашлась эта школа в Швейцарии, где детям помогали освоить всё, что нужно, а не заставляли полоть грядки и лепить собачек из глины.
— Я не заметила ничего такого, — произнесла ошеломлённая Айрис.
— Потому что нечего замечать. Он прекрасно читает и пишет, просто научился позднее других. Доктором наук ему не стать, но он вовсе не глуп. Только не говорите Руперту, что знаете… Это ещё одна из причин, почему Руперт учился в Швейцарии, а не здесь, — чтобы не разнеслись слухи.
— Почему вы рассказали мне?
Дэвид усмехнулся:
— Потому что тогда вы решили бы, что это ещё одна страшная тайна, имеющая отношение к убийству.
— Вполне возможно, — согласилась Айрис.
Она даже не знала, как воспринимать это замечание: как упрёк или как своего рода комплимент своей настойчивости. Больше было похоже на второе, и Айрис даже хотела улыбнуться в ответ, но это было так неуместно сейчас. Со смерти матери Дэвида прошло восемь дней, пусть даже на самом деле она была мертва уже шесть лет.
Они с Дэвидом оба молчали, не зная, что сказать. От неловкости их избавил короткий стук в дверь.
Вошёл мистер Баттискомб.
— Добрый день! Мисс Бирн, сэр Дэвид, — он кивнул поочерёдно каждому. — Мне только что перезвонили из Лондона, но, к сожалению, они пока не могут сказать ничего определённого. Я смог только узнать, что инспектора Годдарда не удовлетворили результаты экспертизы, которую сделали местные медики. Так что тело… В ближайшие дни его не отдадут точно. И повлиять на это никак не получится. Но в этом можно увидеть и хорошую сторону, — добавил мистер Баттискомб, увидев, как Дэвид изменился в лице. — Инспектор взялся за дело всерьёз. Он хочет привлечь лучших судебных медиков…