Кроме близости дат — всего четыре дня разницы — и возраста ничто не указывало на то, что истории связаны, но это каким-то невероятным образом могло объяснять, почему никто ничего не знал о том, что отец Мейсон занимался усыновлением осиротевшего ребёнка. Но одно то, что он указал в соглашении вымышленную организацию и вымышленное имя, уже говорило о том, что дело было тайным, запутанным. Священник обманул нотариуса и судью, почему бы ему не быть ещё и похитителем?
Айрис стиснула пальцами виски́.
Она как будто блуждала по бесконечному лабиринту. Каждый раз, когда она думала, что вот тут-то будет выход, всего лишь появлялась новая развилка.
Айрис оставалась в библиотеке до пяти вечера и вышла из неё с ощущением, что ни на что не годна. Она потратила столько времени, столько сил, и ничегошеньки не нашла. Она чувствовала себя человеком, который читает невероятно запутанный детектив и обнаруживает, что последняя страница с разгадкой выдрана; он бежит в библиотеки, в букинистические магазины, даже в издательство, и никто не может ему помочь: экземпляров больше не сохранилось. Один пропал, другой сгорел, третий был разорван, и так с каждым, — как будто книгу преследовал злой рок.
У неё был список имён погибших и фотокопия статьи про Тони Хьюза. Вот и весь улов за сегодня.
В следующий раз можно будет наведаться в Сомерсет-Хауз и узнать, какого возраста были дети тех людей, чьи имена она выписала. И ещё было бы неплохо узнать дату рождения Тони Хьюза — на всякий случай. Ему только-только исполнилось два года или было уже почти три?
Айрис задумалась. Она бы не смогла отличить двухлетнего ребёнка от трехлетнего. Судья, если ему вообще показывали ребёнка, тоже мог не разбираться в малышах. То есть, Руперту могло быть и не два года вовсе.
От этой истории с ума можно было сойти.
Недалеко от входа в библиотеку стояли красные телефонные будки. Айрис набрала номер матери.
Они разговаривали два дня назад — мать начала звонить часто после того, как узнала из газет, что расследование в Эбберли возобновилось, — но теперь задать ей несколько вопросов хотела Айрис.
— Пожалуйста, не спрашивай, зачем мне это нужно, — сказала она, — просто ответь. Ребёнок какого возраста может сойти за двухлетнего? Понятно, что пятилетний уже нет, а вот трёхлетний? Или, например, ребёнку полтора года — он сильно отличается от двухлетнего?
Мать хмыкнула и замолчала.
— Сложно сказать, — ответила она наконец, — если ребёнка плохо кормили или он тяжело болел, то и четырёхлетний может походить на двухлетку. Но такое редко случается. Я бы сказала, что трёхлетнего с двухлетним уже мало кто спутает. Полтора года и два… Можно спутать, если давно не имел дела с маленькими детьми. Некоторые дети в полтора года бывают очень крупными, отличаются они скорее поведением, тем, что умеют и не умеют делать. И, Айрис, с тобой всё хорошо?
— Да, всё отлично. Работаю с документами.
Они ещё чуть-чуть поговорили, и Айрис повесила трубку.
Мимо телефонной будки прошли три девушки — несмотря на прохладный ветреный день в коротких юбках, которые виднелись из-под не менее коротких пальто. Все были ярко накрашены, в ушах качались крупные серьги чуть не до плеч, туфли на платформе блестели лаком.
Айрис, по привычке надевшая тёмное, казалась себе настоящим книжным червём.
А ещё девушки смеялись, а она нет. Она постоянно металась в мыслях от пятьдесят восьмого года к сорок первому, так что ей уже казалось, она сама живёт вовсе не в шестьдесят четвёртом…
В кого она превращается?
Она решила позвонить миссис Хинсли. Та была очень мила, сказала обращаться к ней, если возникнут ещё вопросы, и дала свой домашний номер. Айрис спросила, может ли она заехать к ней буквально на пять минут. Миссис Хинсли не возражала.
Аллен наверняка думал, что они сейчас поедут в Эбберли, но Айрис была вынуждена его разочаровать. Она протянула ему блокнот, где был записан адрес миссис Хинсли, и попросила поехать туда.
— Это ненадолго, обещаю, — сказала Айрис. — Извините, что так задерживаю вас.
— Ничего, мисс. Ждать — моя работа! И ещё, у вас, это… — он потыкал пальцем в свои щёки. — На лице что-то чёрное.
Айрис вытянулась вперёд и заглянула в зеркало заднего вида.
На лбу, висках, щеках и подбородке была рамазана типографская краска. А она так по улице шла… И фотокопию в библиотеке делала.
Она, кажется, действительно не в себе последнее время…
Айрис достала платок и начала оттирать чёрные пятна с лица.
Миссис Хинсли отвергла извинения Айрис и её предложение быстро спросить всё в прихожей, и провела её в маленькую аскетичную гостиную, единственным украшением которой была широкая, чуть не всю стену картина изображающая Христа в роли пастыря. Дюжина белых овечек толпилась вокруг него на фоне пустынного, видимо, палестинского пейзажа.