— Вы его любите, да? — улыбнулась Айрис.
— А как же? Своих детей бог не дал, я хоть на чужих поглядела. На моих глаза росли. Дэвид… Он себе на уме, не поймёшь, что и думает. А Руперт весь нараспашку был, что злится, что радуется — всё на лице написано. Бывало, натворит что-то или накричит, но потом всегда придёт прощения просить. Обнимет и смотрит снизу… Такие глазёнки у него ясные, чистые.
Миссис Пайк улыбалась, но уголки губ подрагивали, словно она того и гляди, растрогавшись от воспоминаний, заплачет.
Айрис уже долгое время мучил один вопрос, и она решилась его задать. Ей показалось, что момент подходящий.
— Знаете, миссис Пайк. Я читала статью в «Пикториал», про Вентвортов.
— Знаю я ту статью! — гневно воскликнула миссис Пайк, мгновенно переменившись в лице.
— И мне показалось, что кто-то, кто рассказал журналистам о леди Клементине и детях, очень не любил Руперта.
— Это Дороти! — сказала, точно выплюнула, миссис Пайк. — Мы все тут так решили. Она. Не она одна, конечно, но она точно постаралась.
— А кто эта Дороти?
— Горничной работала раньше. А потом такая вышла история нехорошая… Она уволилась, но… — миссис Пайк поморщилась.
— Она считала, что с ней нехорошо обошлись? — спросила Айрис.
— Не с ней, с женихом её. Он тоже тут работал, шофёром у леди Клементины. Вилли Дженкинс. Толковый парень, старательный. Всё у него хорошо было, а потом приехал Руперт на каникулы. Он в Швейцарии тогда учился, в пансионе… Мальчики Вилли давно знали, он с шестнадцати лет помощником садовника работал. А тут они с Рупертом прямо-таки сдружились. Я ему говорила, и мистер Лилли, это лакей наш, тоже говорил, что не дело это. Они господа, мы слуги. Вилли Руперта то туда возил, то сюда. Но это недолго продолжалось, недели две. Они как-то из Стоктона возвращались, и чёрт Вилли дёрнул поехать коротким путём. Через поля, значит. Если по дороге ехать, так больше часа уходит, ну вот они и решили срезать. А дорога плохая, только под машинки, как у фермеров, маленькие, высокие, а у леди Клементины «роллс-ройс» был. А ещё железная дорога. Ну и застряли они на переезде. Машину развернуло, она, считай, вдоль рельсов встала. Ни туда, ни сюда.
— Мне Уилсон рассказывал! — вспомнила Айрис день своего приезда. — Даже место показал.
— А то ж! Знаете какой скандал был?! На машину-то поезд наехал. Не успел затормозить. Ладно, что вагоны с людьми не опрокинулись! Почтовые только. Ну и Вилли Дженкинса сразу арестовали. Леди Клементина, поведи себя Вилли по-человечески, и адвоката бы ему наняла, и штраф бы оплатила, но он вычудил, конечно…
— А что он сделал?
— В отказ пошёл, что это не он. Вилли понять можно, кому в тюрьму охота, но кто ж в такое поверит? Я верю, что Руперт подначивать стал, мол, давай коротким путём поедем. Это же сын хозяйки, Вилли отказать ему не мог, раз тот велел. Но Вилли говорил, что Руперт за рулём был. Только вот Руперт водить не умел. Откуда ему уметь? Их всегда шофёр возил. Никто водить не учил ни Руперта, ни Дэвида… Суд потом был, Вилли посадили на два года. Его семья в Тэддингтон-Грин жила, так они оттуда в Стоктон уехали. Все на них косо смотрели. А потом, года не прошло, Вилли погиб. То ли драка какая была в тюрьме, то ли несчастный случай. Не вернулся он. А Дороти и так обозлённая была, но тут уж совсем… Горе такое.
— Это было в тот год, когда леди Клементина пропала?
— Нет, за два года до того. Руперту семнадцать только исполнилось. Но когда журналисты начали про Вентвортов писать, Дороти не растерялась, конечно, всё им выложила, что знала и чего не знала. Гадостей всяких, что леди Клементина не в себе, и что ребёнка не любила, и всякое…
— А она не могла?.. Вдруг это она напала на леди Клементину?
— Она бы на Руперта напала. Леди Клементина совсем ни при чём была. Да и Дороти к тому времени уже уехала, работала где-то в Лондоне официанткой. А вот родители Вилли в Стоктоне жили. Их, кстати, подозревали. Потому что они вдруг взяли и и уехали, чуть не в тот самый день, как леди Клементина пропала. Все втроём: отец, мать и сын у них ещё был маленький, брат Вилли. Но потом выяснилось, что они не могли здесь в то время быть, их и кондуктор вспомнил в поезде, и люди в гостинице видели. Они сюда не вернулись больше. У мистера Дженкинса родня в Тэддингтон-Грин, и даже к ним не приезжают.
Айрис очень захотелось, чтобы у неё сейчас под рукой были блокнот и карандаш, чтобы всё это записать.
— Так, ну вот и чай готов, пока мы с вами болтали, — сказала миссис Пайк. — Вернее, я болтала.
— Сколько вы всего здесь повидали, миссис Пайк.
— Ох, да… Но вот такого, чтобы убили кого, — такого близко не было. Вот ведь судьба какая у неё… — миссис Пайк пододвинула чашечку ближе к Айрис. — Вы, наверное, тоже в ужасе. Приехали в библиотеке поработать, а тут такое. Спать получше стали?
— Пока плохо, даже с вашим чаем. А вчера… — Айрис замолчала, подумав, стоит ли говорить, но потом решила, что миссис Пайк нужно это знать. — Джоан плакала полночи. Мне кажется, она хочет уйти…
— Опять, наверное, про проклятье говорит? Про женщину в чёрном?
— Да, про то, что всех несчастья преследуют.
— Джоан — девушка старательная, но суеверная. Я думала, ваше поколение поумнее должно быть, чем мы, но всё равно в призраков верите. Но ведь какая ерунда, сами подумайте! Джоан как историю про Вилли Дженкинса узнала, сразу сказала, что это всё из-за Вентвортов. Проклятие… Да какое проклятие, если он сам через поля поехал?
— А звук? Вы его слышали?
— Про который Джоан всё время твердит? Слышала один раз, хотя и не уверена, что мне не показалось.
— Но ведь слышали?
— Да, это было после того, как в библиотеку грабители пытались залезть. Я и так плохо сплю, а уж на следующий вечер вообще никак не уснуть. И такая мысль в голову вступила, что наверху окна открытые остались. Хотя и знаю, что быть такого не может. Пошла проверить. Окна все закрытые были, а вот когда по лестнице спускалась с третьего этажа, что-то такое услышала, вроде как звон. Но, может, это у меня в ушах звенело.
— Я тоже его слышала, — сказала Айрис.
— Мне мистер Викерс объяснял про эти звуки. Это дворецкий наш, давно уже умер. Достойный был человек. Всю жизнь в Эбберли проработал. Он сказал, что в домах бывают такие звуки, обычно в начале ночи. Днём здание нагревается, камень расширяется, а вечером остывает. Глазу эти изменения не видны, но камни, дерево как бы движутся, оттуда и странные звуки.
— Но камень вряд ли может так звучать…
— Чего только не бывает, — примирительно сказала миссис Пайк. — А может, это просто нервы. До исчезновения леди Клементины никто на звуки не жаловался, а тогда кто-то перепугался, выдумал или почудилось что, а за ним все остальные повторяют. Вы пейте, пейте, мисс Бирн. Не торопитесь. А мне надо кое-что проверить до ужина. Завтра Мюриэл Вентворт приезжает, потом ещё поверенный и мистер Ментон-Уайт, молодая миссис Вентворот с сыном и няней, да у меня целый список. Хорошо ещё, графиня пока не собирается, и молодые Сетоны где-то на континенте.
***
Утро началось с неприятных вещей. Джоан объявила, что уходит. Не может больше оставаться в этом доме. Мало того, что она два года прожила рядом с непогребённой по-христиански леди Клементиной, так теперь ещё и эти звуки.
Айрис той ничего ночью не слышала, но верила Джоан.
Миссис Пайк еле-еле уговорила её остаться до конца недели. В поместье должно было приехать сразу несколько гостей, а найти новую горничную за день не было никакой возможности.
Джоан согласилась только потому, что понимала, сколько работы ляжет на плечи миссис Пайк и Мэри.
Когда Айрис вышла утром из своей комнаты, то увидела что дверь комнаты напротив открыта, и Джоан перестилает там постель.
— Здесь будет жить миссис Вентворт, — сообщила Джоан. — Взбесится — жуть.
— Почему?
— Потому что в этом же коридоре моя комната. Скажет, что её поселили со слугами, и это оскорбительно. Не скажет, конечно, она перед сэром Дэвидом ходит на задних лапках… Но даст понять мне и миссис Пайк.