Когда Семен Натанович увидел, как Ниночка, словно ей это было дозволено, положила тонкие пальчики на плечо Кости Колоколова, он вздрогнул от предчувствия беды, а отец Пантелеймон, который все видел и все понимал, сокрушенно покачал головой. Он был внутренне согласен с портным, но, как и его друг, не знал, каким образом отвести от девушки беду.
— Как вам показались англичане? — спросил телеграфист Барыкин у Ниночки.
— Самые обыкновенные англичане, — ответила Ниночка. — Костя таких, наверное, видел миллионами, правда, Костя?
— Видел, — согласился Костя и чуть-чуть повел плечом, освобождая его от Ниночкиных пальцев. Это движение, не замеченное Ниночкой, не укрылось от отцовского взгляда Семена Натановича, и он еще более опечалился.
— Правда, у Вероники неплохой голосок, — сказала Нина. — Она пела.
— Пела? — удивился отец Пантелеймон. — А я полагал по темноте моей, что английские лорды и леди при народе не поют.
— Какая она леди! — воскликнула Ниночка, принимаясь за вторую тарелку пельменей. — Она зарабатывает в кафешантанах. Подтверди, Костя.
— Я не знаю про кафешантаны, — возразил Костя. — Об этом она не говорила. Но сказала, что выступает с концертами.
— Она, разумеется, не говорила, — сказала Ниночка, — но это подразумевалось само собой. С таким голосом дальше не пойдешь.
— А ее жених? — спросил Барыкин.
— Жених ее — странная личность. Вроде бы журналист. А может, просто светский хлыщ. Он мне тоже не понравился.
— Он журналист, — сказал Костя. — Он здесь по поручению газеты «Дейли мейл». Это очень влиятельная газета.
— Невысокого пошиба, — добавила Ниночка.
— Значит, они тебе не понравились? — спросил отец Пантелеймон.
— Я этого не сказала.
— Меня же, — сказал телеграфист Барыкин, — растрогал образ молодой женщины, которая бросает светские удовольствия и прелести лондонской жизни ради спасения собственного отца.
— Она попросту не представляла, что ее здесь ждет, — сказала Ниночка.
— Ну уж не к дикарям приехала, — сказал эсдек Васильев. — Дальше Булуна ей и ехать не нужно. Комары только покусают, вот и все испытания.
— Они расспрашивали отца, — сказал Костя, — про того тунгуса, который труп нашел и письмо принес.
— Чай подавать? — спросила Мария Павловна. Андрюша тут же поднялся и пошел с ней в сени, чтобы принести самовар.
Костя сидел печальный. Он рад был уйти, но не знал, как это обставить, чтобы не быть смешным. Ему вдруг показалось, что мисс Вероника может неожиданно уехать и он никогда ее не увидит.
— Матрос погиб примерно в ста верстах от устья Лены, — сказал отец Пантелеймон.
— Я пойду, — сказал Костя. — Отец будет гневаться.
— Никто тебя не ждет, — сказала Ниночка раздраженно. — Кому ты нужен? Твой отец вьется вокруг иностранки. Видите ли, настоящая иностранка в наших краях! Словно у нее ноги иначе устроены.
— Деточка! — попытался остановить дочь Семен Натанович. — Последи за своим языком.
— Мне уже скоро девятнадцать лет, — сказала Ниночка, — и все время я слышу одно и то же — осторожнее, осмотрительнее!
— В вашем возрасте и в самом деле лучше быть осмотрительнее, — сказал отец Пантелеймон.
— Ах вы, со своей лживой проповедью смирения! — огрызнулась Ниночка, которая, разумеется, была последовательной атеисткой.
Костя от чая отказался и раскланялся. Ниночка хотела было проводить его, но не пошла. Если ему хочется бежать к этой каланче — его дело.
А Косте в самом деле хотелось. Весь мир норовил угодить в соперники. И этот лощеный Дуглас, и даже отец. А почему бы и нет? Отец вдов, отец тщеславен, отец может вообразить себе, что у него есть шансы стать английским лордом. А какой сибирский купец откажется стать английским лордом? Все у них есть, а английским лордом еще не пришлось побывать.