Поэтому начну лучше с самого утра, с того момента, когда нам крупно повезло: с первым рассветом нам удалось выловить четыре небольших форели, причём одна клюнула у Фантика, и Фантик пришла в абсолютный восторг.
Гришка и Петя взялись быстро их засолить. Выпотрошив серебристых рыбин и сделав надрезы у них на коже, они натёрли форелей крупной солью и, переложив крапивой, пристроили между плоских камней, сверху положив не очень тяжёлые, поровней и потоньше по форме, чтобы гнёт был «деликатным», как выразился Гришка.
— Часа через два будет готово! — оповестил он. — Малосольная форель — это такое лакомство, какого ни в одном ресторане не отведаешь, потому что настоящий вкус у неё лишь тогда, когда её засолишь совсем свежей, только выловленной! И это, считайте, вам повезло! Сами знаете, форель обычно ходит севернее, и в наши места забредает нечасто! Наверно, она ради вас расстаралась — в честь твоего приезда, Фантик, прежде всего!
Фантик закраснелась от смущения и удовольствия. Ну да, всегда приятно, когда ради тебя происходит что-то необычайное, да ещё другие с этим соглашаются и говорят вслух.
— А пока она засолится, не мешало бы сети проведать, — сказал Петя. — Самое время…
Мы проверили сети и выбрали довольно неплохой улов: штук по пятнадцать леща и чухоня, несколько щучонков и даже небольшого сома. Приблизительно через час мы вернулись на прежнее место, и Гришка с Петей взялись сразу закоптить часть рыбы — соорудили над костром коптильную решётку, приволокли молодых веточек и листьев ольхи и принялись разбирать улов. Скоро запахло ольховым дымком, и Гришка повернулся к нам:
— Тут часа на полтора возни. Сома мы сразу зажарим — отличный горячий завтрак получится! А вы можете позакидывать удочки вдоль берега, если хотите.
— Я, пожалуй, пойду проверю наконец свои донные удочки, — сказал Ванька.
Фантик потянула меня за рукав.
— Ты ещё обещал показать мне то место, где археологи находили всякие древние предметы!
— Это совсем неподалёку! — откликнулся услышавший Петя. — Поднимешься по реке буквально метров сто, увидишь спускающийся к Удолице овражек — её старое русло. Вот по этому овражку и надо идти. Может, и сама что-нибудь найдёшь — я гляжу, ты везучая.
— Да я тебя провожу! — сказал я. — Только надо поглядеть, не понадобится ли Ваньке помощь. Эти донные удочки жутко коварные. Чуть не так начнёшь их выбирать — обязательно цепляются за какую-нибудь пакость на дне.
И точно. Ванька выбрал уже две донные удочки — одна оказалась пустой, на вторую попался сомёнок сантиметров в сорок длиной (с головой и хвостом считая), и Ваньку так раздуло от гордости, что я испугался, как бы он не лопнул — а третья прочно зацепилась за что-то, и, как Ванька ни водил её туда и сюда, ни пробовал теребить и подсекать, чтобы не порвать леску, ничего у него не получалось.
— Брось ты её! — сказал я. — Дёрни разок и, если леска оборвётся, то так тому и быть!
— Ни за что! — ответил Ванька. — Ты, что ли, купишь мне новую удочку?
— Но ведь мы тебя предупреждали…
— Ага!.. И ещё уверяли, что я ничегошеньки не поймаю! А этот сомище — это, по-твоему, ничегошеньки?
Я не стал возражать Ваньке, что назвать эту рыбку «сомище» трудно даже при самой буйной фантазии. Ничего хорошего из этого бы всё равно не вышло.
— Давай попробуем потянуть вместе, — предложил я.
— А если оборвётся?
— Леска прочная, оборваться не должна.
— А если всё-таки?..
— «Если бы да кабы, то во рту росли б грибы»! — рассердился я. — Если оборвётся, я нырну и найду обрывок лески с крючком.
Ванька ехидно прищурился.
— Ну, смотри! Вообще, тебе стоило бы мокнуться — остынешь и перестанешь кипятиться как чайник.
Мы вместе взялись за леску и стали тянуть. К нашей радости, леска стала подаваться, и мы почувствовали, как тянем со дна что-то тяжёлое.
— Это сом! — задохнулся Ванька. — Огромный сом!
— Если бы это был сом, он бы сопротивлялся, — с натугой процедил я сквозь зубы. — Скорей, какая-нибудь коряга…
Фантик подошла к самому краю огромного валуна, на котором мы стояли, и заглянула в воду.
— Там что-то колышется, — сообщила она. — Что-то большое и тёмное… Ой, оно все ближе и ближе к поверхности…
— Сом?.. — жадно спросил Ванька.
— Нет, — ответила Фантик. — Оно какое-то ровное… Не похоже ни на сома, ни на корягу.
Мы потянули ещё немного, и Фантик заорала:
— Идёт! Показалась! Это что-то!..
И тут леска оборвалась.
— Чтоб тебя! — в сердцах выругался Ванька. — Я ведь говорил! Теперь ныряй!
— А может не стоит? — испугалась Фантик.
— Может, и не стоит, а надо, — хмуро ответил я, расстёгивая рубашку. Свитера, несмотря на холодное утро, мы скинули уже давно: ведь мы так усердно тянули сети, волокли рыбу, а потом возились у костра, что нам стало жарко, и в свитерах мы бы вообще запарились. — Только нырять с валунов я не буду. Мало ли что там, под водой. А это, то, что ты видела, на что это было похоже?
— На какую-то мебель, — ответила Фантик. — Вроде угла старого стола или зеркала.
— Совсем интересно, — пробурчал я, переходя на берег. Но мне и впрямь становилось любопытно, что ж это такое странное подцепил Ванька, и, наверно, я теперь больше притворялся, что мне не хочется нырять, чем на самом деле не хотел.
Я разделся на берегу, по мягкому песочку вошёл в воду и проплыл метров десять до дальнего валуна, последнего в цепочке огромных камней, тянувшихся в воду. С этого валуна Ванька и забрасывал свои удочки. Здесь не должно было быть особенно глубоко, но всё-таки дна под ногами я не чувствовал. Набрав полные лёгкие воздуха, я осторожно нырнул. В незнакомой воде всегда надо быть осторожным. Сам я отделался за все годы лишь распоротой ногой, а ведь несколько наших знакомых мальчишек расшибали головы о всякую дрянь, торчащую на дне, и потом долго валялись в больнице. Хорошо, их вовремя вытаскивали, и никто из них не захлебнулся насмерть. А ведь ещё бывает, что вода искажает расстояние до дна. Кажется, что метра два, а на самом деле всего-то полметра. Прыгаешь ласточкой — и врезаешься головой в дно. Один наш приятель получил так сотрясение мозга.