— Киноварь, факт… — кивнул Степанов. — Выходит, эти чудики имели дело с киноварью? — Он снял трубку телефона, стоявшего на столе администратора, и набрал номер. — Степанов говорит… — буркнул он. — Дай-ка мне главного инженера или главного технолога… Ага, Бурдаков?.. Слушай, сколько ртути в киновари… Отчётливо повторяю — в киновари, краситель такой… Ах, вот как? То есть, лучше её не кушать и над ней не дышать, приблизительно так выходит? Ясно. Пока.
Он положил трубку и, вспомнив о своей потухшей сигаре, опять её раскурил.
— Он не помнит до десятых долей процента, — сообщил Степанов, — Но, приблизительно, киноварь состоит из восьмидесяти шести с половиной процентов ртути и тринадцати с половиной процентов серы. Как видите, ртути в ней вполне хватает, чтобы отравиться, если нарушить технологию работы с этой краской. Будем считать, мы доказали, что эта Юшкина и её муж отравились по собственной неосторожности, при работе с киноварью. И дальше что?
— Дальше много чего! — ответил я. — Одной из ярких примет той иконы, которую нам нужно найти, являются фигурки бесов, нарисованные киноварью. Чуете? Всюду киноварь! Эта краска была очень важна в иконописи, а все дело вертится вокруг икон! Словом, нам надо порасспрашивать этих художников… И куда они запропастились?
— Гм… — Степанов задумался. — По-твоему, эти Юшкины могли заниматься подделкой икон?
— Чем-то подобным они занимались, факт! — уверенно заявил я.
— Точно! — воскликнул Ванька. — Поэтому эта баба и не хотела Гришку в дом пускать… Чтобы он не увидел, что они там химичат!..
— И к тому времени они уже надышались ртутных паров — возможно, подогревая и остужая эту киноварь… — пробормотала Фантик.
Степанов, внимательно выслушав все наши реплики и восклицания, опять снял трубку с телефона.
— Алексей Николаевич? — спросил он. — Да, не удивляйтесь, это Степанов… — мы поняли, что он говорит с начальником нашего отделения милиции, того отделения, которое отвечало за порядок на окраинах города, на острове и в ближних сёлах. Мы между собой называли его просто «участковым». Славный мужик, сам всюду ездит и во все вникает. Степанова он недолюбливал, и, по-моему, с удовольствием посадил бы его, если б нашёл зацепки, но Степанов умел не оставлять улик. Естественно, звонок Степанова должен был его удивить. Гришке, кстати, Алексей Николаевич симпатизировал, искренне веря в его исправление, особенно после той зимней истории, о которой я рассказывал в первой книге, и то, что милиция не трясла Гришку почём зря после любой кражи на сто километров в округе, было заслугой Алексея Николаевича. Он Гришку и перед городским милицейским начальством отстаивал. — Вы не осматривали дом потерпевших? Ну, этих, Юшкиных, отравившихся ртутью? Ах, вот как?.. Дело в том, что сидят у меня наши юные сыщики… Да, они самые… Да, и их подруга с ними. Они приволокли кучу доказательств, что Юшкины отравились, когда работали с киноварью — краской на основе ртути. Это краска, широко используемая в иконописи — и для подделки икон! В дом к себе они никого не пускали, поэтому вывод напрашивается… И Гришку не пустили, вот в чём дело! Не заходил он! С ним разговаривали перед дверью, плотно эту дверь закрыв — и у них уже были все признаки отравления!.. Не за что. Да, жду, — положив трубку, он повернулся к нам. — Эта деревня — уже не на его территории. Милиция дом осматривала постольку поскольку, после того, как в больнице установили отравление ртутью и сняли показания с Юшкиных…
— Те показания, в которых они обвинили Гришку? — спросила Фантик.
— Разумеется, какие же ещё? Алексей Николаевич связался с тамошней милицией, но они заходили лишь на кухню и забрали немытые тарелки и кастрюлю с остатками супа — для экспертизы, нет ли там следов ртути. Разумеется, все следы своей… хм… деятельности, — Степанов фыркнул, — они должны были прятать подальше, где-нибудь в глухой неприметной комнатке с дополнительным замком… В общем, Алексей Николаевич сейчас опять свяжется с тамошними ментами и попросит тщательно осмотреть весь дом и пристройки — на предмет поисков подпольной мастерской.
— Уверен, они найдут всё, что надо! — заявил Ванька.
— Остатки супа… — пробормотал я. — Суп был рыбный?
— Не уточнял, — усмехнулся Степанов. — Да это и не имеет большого значения.
Тут в дверь постучали.
— Да? — крикнул Степанов.
В дверь заглянул раззолоченный швейцар.
— Тут эти художники вернулись, которые ребят приглашали…
— Пригласи их сюда, — распорядился Степанов.
— Есть! — швейцар исчез, а через несколько секунд появился опять, широко распахнув дверь перед «скупщиками икон». Первым вошёл Желтолицый, он же Однорукий — которого, как мы теперь знали, зовут Генрихом Петровичем — за ним Артур и Кирилл, двое вполне нормальных молодых людей.
— Здравствуйте, — сказал Генрих Петрович. — Мы… Что-то произошло?
— Произошло, — ухмыльнулся Степанов. — Вот эти ребята, мои друзья, можно сказать, не знали, что я теперь — владелец гостиницы. Они вас искали, но тут всплыло столько всего интересного, что я тоже решил поучаствовать в поисках… Вон.
Он кивнул на почернелый кусочек киновари в пепельнице, и все трое художников посмотрели туда.
— Киноварь!.. — вырвалось у одного из молодых людей — у Артура, как мы выяснили впоследствии, но тогда мы ещё не знали, кто из них есть кто.
— Да, киноварь, — спокойно согласился Генрих Петрович. — Она имеет отношение к нашим поискам? Или вам нужна какая-то консультация?
— Нам нужно разобраться, что происходит, — сказал Степанов. — Эти ребятки уже немало нарыли. Но…
— Можно мне задать вопрос? — вмешался я.
— Да, пожалуйста, — улыбнулся Генрих Петрович. — Только давайте по порядку. Мы ведь ещё не познакомились…
Мы представились друг другу, и я наконец задал свой вопрос:
— Скажите, в иконописи для чего-нибудь были нужны рыбы?
— Рыбы?.. — растерялся Генрих Петрович. — Нельзя ли поточнее?
— Ну, щуки, например.
— Гм… — он задумался, потом хлопнул себя по лбу. — Разумеется, нужны! Это ж классика!..
— Щуки? — Степанов был совсем заинтересован. — Для чего?
А я тем временем с торжеством поглядывал на всех. Моя догадка, невероятная догадка, подтверждалась!
— Устроим маленький экзамен моим ученикам, — сказал Генрих Петрович. — Ну? — он посмотрел на молодых людей. — Мы ведь совсем недавно разбирались с рецептами позолоты.
— Я помню, — сказал Кирилл, а Артур кивнул. — Один из основных рецептов, который есть практически во всех справочниках по технике иконописи. Чтобы обойтись без золота, и при этом получить позолоту, неотличимую от настоящей, возьми смесь шафрана и щучьей желчи…
— Щучья желчь! — Фантик подскочила, не в силах сдержаться. — Выходит, они вырезали у щук желчные пузыри, а остальное выбрасывали? Поэтому и рыбы извели так много?
— Кто «они»? — спросил Генрих Петрович.
— Поддельщики икон! — выпалил Ванька.
Степанов с уважением поглядел на меня.
— Ну, твои способности я знаю… И всё-таки, как ты догадался?
— Мне уже давно пришло в голову, что, раз все так или иначе связано с иконами, то и эта гора угробленных щук должна быть связана с иконами, — объяснил я. — Разумеется, я не знал, как именно, но просто чувствовал, что связь должна быть.
— Выходит, они старались все делать по старинным рецептам… — пробормотал Степанов. — Очень занятно… И при этом оказались такими олухами, что отравились ртутью…
— Ради Бога, объясните, о чём идёт речь! — взмолился Генрих Петрович.
Мы постарались толково и кратко объяснить ему, что произошло. Не знаю, насколько у нас это получилось, потому что говорили мы все наперебой — но, кажется, художники поняли.
— Отравились, значит?.. — переспросил ещё раз Генрих Петрович. — Вы знаете, я бы… — он задумался на несколько секунд. — Конечно, это всего лишь предположение, но так бывает с профанами, которые без году неделя как взялись за дело, в котором не очень разбираются. Они могут знать два-три старинных рецепта — перешедших по наследству или ещё как-то полученных — но ничего не смыслят в технологии в целом, вот и обжигаются. Но, если это так, то, получается, эти Юшкины впервые в жизни решили заняться подделкой икон. Что-то их к этому подтолкнуло. Но что?