— У него там, под мышкой… — прошипел мне в ухо мой братец. — Это ряса! Он её снял после того, как капитан что-то прокричал в матюкальник и от спасательной станции отошёл катерок — видно, чтоб не запутаться, снял! Интересно, чего он хочет?
Рыжебородый человек, оказавшийся священником, торжественным жестом попрощался со всеми присутствующими — при этом, как я разглядел, многие старались ему подыгрывать, кто-то трагически заламывал руки, кто-то утирал слезу — и стал спускаться по верёвочной лестнице. Спасатели помогли ему перебраться в катерок, а потом катерок отошёл от теплохода — и направился к острову, в нашу сторону!
— Он плывёт сюда! — сообщил я.
Этого Ванька вынести уже не мог. Изловчившись и вырвав у меня бинокль, он с ещё большей жадностью прильнул к окулярам.
— Точно, сюда! — завопил он. — И… И он показывает рукой прямо на нас! На наш дом!
— Неужели он и впрямь едет к нам? Слушай, надо бы предупредить отца — вдруг это кто-то из его друзей! — и я опрометью выскочил из комнаты. Ванька — следом за мной.
Взрослые сидели в большой гостиной вокруг журнального столика, пили кофе и неспешно беседовали.
— Папа! — заорал я. — Папа! Там какой-то священник снял рясу, спустился с теплохода в катерок, по верёвочной лестнице, и плывёт к нам!
— Неужели?.. — отец вскочил. — Или это ошибка, или это может быть только… Дай бинокль! — он забрал у Ваньки бинокль, подбежал к окну и стал смотреть. — Ну, точно, — сказал он после паузы. — Узнаю старого друга. Надо бы выйти встретить его на берег. Вы все получите большое удовольствие от знакомства с ним.
— Кто это? — с любопытством спросил дядя Серёжа.
— Через десять минут познакомитесь, — ответил отец. Он вышел из дому и свистнул Топу. — Топа, за мной! Пошли встречать дорогого гостя!
Топа припустил к берегу рядом с отцом, а все мы дружной компанией поспешили вдогонку. Даже Фантик выскочила, услышав шум и поняв, что происходит нечто очень интересное.
Стоя в катерке, быстро приближавшемся к берегу, наш гость опять облачился в рясу и теперь двигался навстречу нам во всём величии. А на берегу, на валуне у самой кромки озера, высилась мощная фигура отца — мы подходили против солнца, поэтому отец смотрелся цельным тёмным силуэтом. Рядом с отцом был другой тёмный силуэт, сидящего Топы, настолько чёткий на фоне неба, будто он был тщательно вырезан из бумаги. Словом, картинка была ещё похлеще тех, которые иногда можно увидеть среди иллюстраций в книгах о пиратах и морских приключениях.
Увидев отца, наш гость приветственно замахал рукой. Через пять минут катерок ткнулся носом в берег, священник аккуратно выбрался из него и пошёл ему навстречу.
— Отец Валентин! Сколько лет, сколько зим! Как я рад вас видеть!
— Я тоже рад несказанно, — ответил отец Валентин. — Подумал, что лучше будет прямиком… А это, значит, ваш замечательный Генерал Топтыгин? Слышал о нём, слышал, а вот познакомиться довелось только сейчас… Да, так о чём я?
— О том, что вы спрыгнули с теплохода, чтобы побыстрее до нас добраться, так?
— Приблизительно так… Здравствуйте, дорогие мои! — обратился он ко всем нам. — Я так понимаю, вы наблюдали моё торжественное отбытие с этого океанского лайнера?.. Кто-то скажет, что я позорно бежал от своего долга, но, на самом деле, мной двигала одна мысль — побыстрее увидеть вас. Как представил, что мы ещё минут сорок будем добираться до городской пристани и кантоваться к ней, а потом мне ехать по городу в обратном направлении и искать лодку… Ну уж нет, думаю, и говорю капитану: «Послушай, любезнейший, нельзя ли вызвать лодку вон с того причала, где вывеска спасательной станции, чтобы меня подобрали и подвезли прямо вон к тому дому…» Что этот дом — ваш, я догадался сразу, слишком яркие и подробные имелись у меня описания!
— И что капитан? — спросил Ванька.
— Капитан сперва засомневался, но я развеял его сомнения силой своего авторитета. И наш грубый морской волк, загипнотизированный взглядом моих ясных проницательных глаз, взял свой громкоговоритель, словно покорный ягнёнок, и запросил катерок со спасательной станции. Дальнейшее было, как говорится, делом техники. Я имею в виду, исполнить этот акробатический номер со спуском по верёвочной лестнице. Меня провожала безутешная толпа обожателей, которых я заклинал сохранять стойкость на время моего отсутствия и не поддаваться дурным влияниям.
— Каким дурным влияниям? — встряла Фантик.
Тётя Катя нахмурилась — ей не нравилось, когда её дочка вклинивалась в разговоры взрослых. Но Фантика слишком интересовал необычный гость, чтобы она обращала внимание на родителей.
— От самых разных, — с серьёзнейшим видом сообщил отец Валентин. — Вдруг в моё отсутствие им взбредёт в голову захватить теплоход, поднять «Весёлого Роджера» и отправиться пиратствовать в южные моря? Когда голова пухнет от двух недель высоких разговоров и утончённых дискуссий, то мозги могут задымиться в любую сторону. Единственно, о чём я их просил — если им такая блажь всё-таки взбредёт в голову, то пусть не забудут подобрать и меня. Даже на пиратском корабле нужен священник, который напутствует отправляемых по доске, время от времени увещеваниями смягчает каменное сердце капитана, когда тот собирается вынести особенно зверский приговор, а главное — следит, чтобы пятая часть награбленного аккуратно перечислялась в церковную казну, как положено делать верующим христианам.
Отец рассмеялся.
— А если серьёзно, чем вы занимаетесь в этом круизе?
— На теплоходе, — ответил отец Валентин, — организована трёхнедельная водоплавающая конференция по проблемам духовного наследия Даниила Андреева. Как вы знаете, я вхожу в комиссию по его литературному наследству, вот и плыву… Беда в том, что теплоход арендован нами не полностью. Часть теплохода арендовали представители какой-то восточной секты, для проведения своего слёта, или семинара или называйте как хотите. И эти буддисты-синтоисты, а может зороастрийцы-конфуционисты, постоянно пытаются втянуть нас в богословские споры. Вот и пришлось мне воздвигнуться против них мощным оплотом нашей веры, запретив всем остальным разбазаривать время на все эти словесные выкрутасы. Классический пример переливания из пустого в порожнее, который мне пришлось терпеть часами, живым примером доказывая бесплодность препирательств с упёртыми и зашоренными, глаза которых не видят, а уши не слышат. Или наоборот, глаза не слышат, а уши не видят — суть дела от этого не меняется. В общем, пожертвовал собой за други своя. И кончилось тем, что я сказал: баста, дети мои! Вижу остров дивный, и отправляюсь к нему коротать дни свои в одиночестве, как Робинзон Крузо… Приплываю, а тут — ба! — гостеприимные туземцы. Надеюсь, эти туземцы накормят и напоят потерпевшего кораблекрушение и выброшенного на их берег?
— Разумеется! — сказал отец, продолжая смеяться. — На сколько времени вы к нам выброшены?
— Как получится. Эту ночь мы должны провести не на теплоходе, а в гостинице — заказаны номера. Раз уплачено, то надо пользоваться, так что к ночи мне бы отправиться в мой «люкс». Но если я вам не надоем и если посиделка затянется, то можно и плюнуть на гостиницу. Переночую у вас, а потом потихоньку доберусь в город. Пароход отходит в четыре часа, до того отведено время на осмотр здешних достопримечательностей. Но я-то здешние достопримечательности видел не раз, так что переживу. Лучше остров осмотреть… Впрочем, говорю, поживём — увидим.
Пока отец Валентин говорил все это, мы добрались до дома. Остановившись во дворе, отец Валентин задрал голову и осмотрел наше жильё.