В середине месяца Черчилль в сопровождении начальника французского генерального штаба Гамелена посетил укрепления на южном участке границы с Германией. Часовые сидели, скрючившись в окопах наблюдательных пунктов, глубокие подземные казематы линии Мажино загружались боеприпасами. Противоположный берег Рейна казался безлюдным, мосты были разведены или заминированы. У аппаратов круглосуточно дежурили офицеры, готовые взорвать их по первому сигналу. Высказывались опасения, что гитлеровцы могут обойти линию Мажино с юга, на проходах к Базелю устанавливались тяжелые орудия.
Париж, как обычно летом, был малолюден, "высший свет" разъехался по курортам. Но витрины фешенебельных магазинов, укрытые мешками с песком, и наскоро устроенные бомбоубежища говорили о близости военной опасности. В официальных кругах царило беспокойство. Все очевиднее становилось, что авантюристический курс правительства, на протяжении предвоенных лет делавшего ставку на соглашение с Гитлером, привел страну на порог катастрофы. Французские буржуа были встревожены, они боялись войны, боялись поражения, так как знали, что страна была плохо подготовлена к войне. Однако еще больше они боялись победы - крах фашистской Германии означал бы крушение оплота реакции в Европе и укрепление демократических сил. В памяти вставало лето 1936 г., занятие заводов французскими рабочими. Воспоминание заслоняло угрозу, нависшую со стороны фашистского рейха. Все, что угодно, только не Народный фронт! В глубине души буржуа надеялись на новый Мюнхен - за счет Польши.
Немало было и откровенных пораженцев. "Гитлер восстановит порядок в доме. Что в том, если французская территория будет оккупирована вермахтом, раз мы будем навсегда избавлены от кошмара занятия заводов" - так полагали многие финансисты и промышленные магнаты. "Умереть за Данциг?" - писал будущий коллаборационист М. Деа, призывавший, укрывшись за линией Мажино, предоставить Польшу ее собственной судьбе. "Пятая колонна" делала свое черное дело.
Сравнительно спокойно казалось в Лондоне. Правда, на виду у германского посольства расположился полк противовоздушной обороны - это была реакция на поступившие сведения, что Гитлер готовит внезапное воздушное нападение на Англию. Но в начале августа парламент был распущен на два месяца, английское правительство, судя по этому, не придавало слишком большого значения событиям на континенте. Отмечая это, некоторые вспоминали, что в дни подготовки Мюнхена парламент также был на каникулах. 16 августа Чемберлен выехал на отдых. "...Если мне будет предоставлена возможность, я смогу в ближайшие несколько лет вывести страну из зоны войны", - записал он в своем дневнике. В этом и заключался "секрет" внешнего спокойствия британского кабинета. Премьер желал иметь руки свободными для задуманных им дипломатических маневров.
В дипломатических кругах на Западе уже давно поговаривали о намерении Чемберлена и Даладье в критическую минуту выдать Польшу Гитлеру, заключив за ее счет новую сделку с агрессором.
"У меня складывается впечатление, - сообщал из Парижа поверенный в делах США Вильсон 24 июня 1939 г., - что, возможно, подготавливается новый Мюнхен, на этот раз за счет Польши. Разумеется, позиция Даладье и официальная позиция правительства по-прежнему такова, что Франция окажет помощь Польше, если последняя будет защищаться от агрессии, угрожающей ее жизненным интересам. Кроме того, не исключена возможность, что Германия разрешит вопрос о Данциге в настолько грубой форме, что не оставит возможности англичанам и французам снова заняться "умиротворением". Тем не менее у меня укрепляется убеждение, что опять оживают те силы, которые оказывали влияние во Франции и Англии в сентябре прошлого года; они решили, что снова следует избежать вооруженного столкновения с Германией и что, если необходимо, с Данцигом следует поступить так же, как с Судетами".
Поясняя причины, заставившие его прийти к изложенному выше выводу, Вильсон отмечал в том же сообщении о наличии в Париже среди влиятельных кругов мнения, что в конечном счете Франции следует предоставить Центральную и Восточную Европу Германии, полагаясь на то, что Германия, вероятно, вступит в конфликт с Советским Союзом и что Франция может оставаться в безопасности за линией Мажино.
Намек, сделанный Гитлером через Буркхарта, о желании встретиться с генералом Айронсайдом нашел в Лондоне горячий отклик. Генерал, в прошлом участник интервенции в Советскую Россию, известный своими антисоветскими взглядами, рассматривался как вполне подходящая фигура для переговоров с "фюрером". Разоблачения печати в связи с тайным посещением Буркхартом "Орлиного гнезда" лишали возможности немедленно заняться организацией визита Айронсайда в Германию. Английское правительство поспешило поэтому предпринять ответные жесты по другим каналам.
14 августа упоминавшийся выше парламентский советник лейбористской партии Р. Бакстон, принимавший ранее участие в секретных англо-германских переговорах в "Лондоне, оказался в Берлине. Он встретился с сотрудником бюро министра иностранных дел Германии Хетцлером. Эмиссар Чемберлена передал своему собеседнику документ, излагавший основы англо-германского соглашения, которое должно было привести к установлению в Европе "совершенно нового порядка".
Согласно проекту, Англия готова была взять на себя следующие обязательства:
"а) признать Восточную Европу естественным жизненным пространством Германии;
b) урегулировать колониальный вопрос, признав права Германии на ее бывшие колонии...
d) отказаться от всех так называемых союзов "окружения" в Восточной Европе;
е) оказать содействие прямым переговорам между Польшей и Германией по вопросу о Данциге и Коридоре (курсив мой. - Авт.)".
Германия в свою очередь должна была бы:
"а) признать Британскую империю естественным жизненным пространством Англии;
Ь) войти в систему европейского сотрудничества (например, конференция Германии, Англии, Франции, Польши, Испании) для нового урегулирования в Европе..."
Проект предусматривал, кроме того, ряд широковещательных шагов обоих государств, чтобы скрыть от общественности подлинную природу заключаемого соглашения.
Документ свидетельствует о том, что новый Мюнхен подготавливался на более широких, чем в 1938 г., основах и предусматривал объединение фактически всей буржуазией Европы на антисоветской основе (полная изоляция СССР). Польша, разумеется, должна была бы пойти на жертвы "в пользу мира", т. е. в пользу предлагавшегося сговора западных держав с Германией и Италией. Это дало бы возможность убрать последние помехи в организации гитлеровского "похода на Восток".
Одновременно с использованием Бакстона английское правительство предприняло демарш по дипломатической линии. 15 августа Гендерсон явился к статс-секретарю германского МИД и высказал намек на возможность мирного урегулирования германо-польского конфликта путем переговоров, дав понять, что решение вопроса о Гданьске "в спокойной обстановке" обеспечило бы "большой успех" для Германии. После этого, пояснил Гендерсон, представилась бы возможность англогерманских переговоров по широкому кругу вопросов - о колониях, сырье и др. Легко заметить, что заявление Гендерсона почти повторяло содержание английского проекта, переданного в Берлин через Бакстона.
Весьма характерным было сделанное послом замечание: из-за сложности и напряженности обстановки Чемберлен не мог "снова прилететь со своим зонтиком" на переговоры в Германию. Это являлось напоминанием, что события марта 1939 г. осложнили положение британского кабинета и поэтому организация нового Мюнхена потребует более тщательной и осторожной подготовки.
Попытки организации нового Мюнхена особенно усилились, когда вдруг выявился полный провал интриг англо-французской дипломатии в Москве, рассчитанных на провоцирована вооруженного столкновения Германии с Советским Союзом. 23 августа Гендерсон вручил Гитлеру срочное личное послание английского премьера. Напомнив о принятых Англией обязательствах в отношении Польши, Чемберлен большую часть письма посвятил попыткам убедить "фюрера", что вопрос о его претензиях к Варшаве может быть разрешен мирным путем, если будет восстановлена "атмосфера доверия" (!). При этом было бы также возможно, отмечал премьер, обсудить более широкие проблемы будущих международных отношений, "включая вопросы, в которых заинтересованы как мы, так и вы". Далее Чемберлен предлагал прямые германо-польские переговоры и сообщал о готовности английского правительства явиться в них посредником. Английская дипломатия, таким образом, не проявила большой изобретательности: старый джентльмен упорно цеплялся за схему, которая так "блестяще удалась" ему в 1938 г. Не случайно Буллит, ознакомившись с текстом послания, немедленно сообщил в Вашингтон, что считает его подготовкой "к новому Мюнхену". Демарш британского премьера отражал сложную обстановку, возникшую в Англии. Политический курс Чемберлена подвергался острой критике уже не только со стороны широкой общественности, но и значительной части буржуазии. Дальнейшее предоставление уступок Гитлеру, опасалась она, без соответствующих гарантий с его стороны явилось бы серьезной угрозой для интересов английского империализма. Понимая, что в случае новых актов агрессии придется пойти на объявление войны, чего мюнхенцы стремились любой ценой избежать, Чемберлен убеждал Гитлера согласиться на переговоры.