- Нет, - шатен с трудом сосредоточился на дикой боли своего тела, не позволяя своему сознанию отстраняться. Чтобы не закричать, он закусил уголок подушки и часто задышал, мысленно читая заклинание.
Перья перестали лезть из-под кожи. Он вернул себе контроль над телом. Радужка позеленела, а зрачки от боли сжались до болезненно пульсирующей чёрной точки. Только кровь всё ещё текла, пачкая ковёр некрасивыми пятнами. Эти пятна с порога и заприметила Бел.
- Боги, - она подняла взгляд выше, - Питер.
Блондинка подлетела к нему и усадила на стул. Судорожно и слишком резко взмахнув руками, фея попыталась вытащить из пространства аптечку. Но в неё полетел чей-то тяжёлый большой чемодан.
Бел взмахнула ещё раз, а затем ещё. Однако каждый раз ошибалась. Апетечки не было.
- В…сун…дуке.. – прошипел Пэн, весь сжимаясь от боли.
Фея кинулась к огромному сундуку у стены. Внутри лежали ткани, полотенца, вязаные салфетки, и только на дне – аптечка. Блондинка схватила её и, не успев затормозить, врезалась в угол стола, взвизгнув от резкой боли. Питер глухо засмеялся, морщась от каждого движения грудной клетки.
- Почему…ты…всегда…такая…неуклюжая?
- Ещё раз назовёшь меня неловкой, и я вышвырну тебя на улицу, чтобы не пачкал своей кровью ковёр, - прошипела сестра, со свистом втягивая воздух и выкладывая бинты. Теперь дело стояло за самым сложным: нужно было успокоиться. Фея глубоко вздохнула и выдохнула, склонившись к ноге брата. Меж пальцев Бел зажглись золотые искры, и она начала читать исцеляющее заклятье, проводя вверх по ноге и по всем поражённым участкам.
Кровь остановилась, но почерневшая кожа с перьями никуда не исчезла. Блондинка забинтовала Питера ногу, произнося заклинание за заклинанием, утихомиривая боль.
- С-спасибо, - шатен перестал жмуриться и вжиматься в спинку стула. Мышцы медленно расслаблялись.
Фея утёрла пот со лба и порывисто обняла Питера.
- Ох.
- Прости-прости-прости-прости, - залепетала Бел, разжимая руки.
- Ничего. Я никогда не побрезгаю твоими объятиями, ты же знаешь, - он шаловливо улыбнулся искусанными, кровящими губами.
- Тебе стало хуже. Намного… намного хуже, - фея осмотрела чёрные участки тела. – Почему ты ничего не сказал?
- Я не почувствовал, когда всё зашло настолько далеко. Ещё пару дней назад она не поднималась выше колена.
- Ты хорошо врёшь, но я тебе не верю. Когда это началось? – Бел пододвинула табуретку к его стулу и бессильно опустилась на неё.
- Приступами – давно ещё, когда начал общаться с Сабриной. Но так. Пару месяцев. С разной степенью интенсивности. Он движется медленно, потому что знает, что всё равно победит…- Питер сцепил руки в замок и закинул за голову. – Ты знала, что Рельда Гримм в курсе? – он перевёл тему.
Фее это не понравилось.
- Что будешь делать? – он молчал.
В глубине души Пэн прекрасно знал, что именно он должен сделать. Лекарство от демонической заразы, пожирающей его, столько лет было с ним, но он им не воспользовался. Рельда Гримм была права: он искал не спасения, а прощения. С другой стороны, она едва ли могла вообразить себе всю ту ситуацию, в которую он влип, целиком. Более того, старушка явно не до конца понимала ритуал избавления от демона: с уходом «незваного гостя» вечник лишался магии, наработанных годами навыков и памяти за всё то время, что он находился под властью демона. Риск и вина держали Питера за горло годами, сейчас ситуация только ухудшилась. Пэн готов был сражаться и победить, но без своей силы он ничего не стоил. И Рельда была права: им нужен был «последний оплот», поэтому «лекарство» должно остаться нетронутым.
«Если бы Бел только знала…», - на секунду ему показалось правильным сказать, но это было лишь минутное замешательство. Поэтому шатен просто позволил сестре ещё раз помянуть его упрямство недобрым словом.
- В эту войну втянуты все, Бел. Мы не можем быть в стороне. Более того, я не хочу, чтобы мы были в стороне от этого.
- Тебе хуже, - она не стала сдавать позиций.
- Я хочу сражаться. Но…если я почувствую, что не способен себя контролировать, - он сглотнул, даже подумать было страшно. – Я перенесу себя к нам в подвал.
Посмотрев на него, фея кивнула. Она обняла брата и положила голову ему на колени. Ей было страшно. Чувство того, что окружающий мир рушиться повсюду и бежать просто некуда, охватывало её целиком. Природа твердила: этот мир истощил сам себя, люди истощили его, пришло время очищения всего и вся во имя жизни вечной. Бел понимала справедливость этих мыслей, однако нынешний мир и людей она любила больше и сочувствовала им так, как не должна была бы. Это разрывало её на части. Единственной точкой опоры в этом хаосе была её семья. Но и она могла развалиться на части в любой момент. Фея сильнее сжала колени Питера и почувствовала на своей голове его тяжёлую тёплую руку. От его кожи пахло хвоей и горным воздухом. На секунду Тинкербелл ощутила себя защищенной, а затем она тихонько заплакала.
…если фея плачет, грядут великие перемены…
========== 29. Красным-красно, белым-бело, черным-черно. ==========
Неделю назад.
Она бежала. По горящим от бега щиколоткам к обледенелым от холода пещер голеням стекала кровь. Влажная тягучая субстанция делала диссонанс меж температурами не таким сильным, и она бы бежала быстрее, но раны неприятно жгло. Боль пульсировала в мышцах по всему телу, сердце сжималось вместе с горящими лёгкими. Позади оставались враги, дом, в котором она много лет прожила пленницей, и существа, которых она ненавидела, а те в свою очередь, презирали её. Но это был дом. Единственный. И теперь его не было….
В Королевство Эльфов и Фей ворвались вечножители. Они несли с собой чёрные знамёна с ярко-алой дланью и «свободу». Какую именно свободу и в чём? Свободу от людей, Свободу Свобод, Новый мир для Вечников. Знать встала на сторону Титании, никогда особенно не испытывавшей позывов к геноциду людей, а после смерти мужа и вовсе отказавшейся от всяких амбициозных идей по восстановлению Великого Эльфийского и Фейского Королевства. Агитаторов Алой Руки выставили вместе с согласными. Мотылёк наблюдала за этим из-за решётки.
Они вернулись на следующий день. И это был уже далеко не дружеский визит, ведь Алая рука пришли с армией. Королевство было захвачено. Сопротивлявшихся начали казнить, преступникам, разделявшим взгляды Хозяина пожаловали амнистию. Однако всё это не уберегло новое правительство от бунтовщиков.
В человеческом мире тоже было не спокойно. И, в конце концов, на исходе недели война охватила весь остров Нью-Йорк. Началась гражданская война: люди пошли на людей, вечники на вечников. Королевство Эльфов и Фей вспыхнуло первым…
Мотылёк, бывшая фея-фрейлина Титании, в прошлом высокопоставленная леди, дочка одного из лордов, ранее управлявших землями Королевства совместно с Его Величеством Обероном. Но впоследствии Королевство было развалено, ушло в подполье, дома лордов перессорились между собой, многие были убиты, некоторые бежали, благодаря хитроумным планам Оберона, претендовавшего на единоличное властвование. Мотылёк была взята в двор короля в качестве залога послушания гордого дома Шалотов. Свадьба с отпрыском Оберона обеспечила бы Королевству процветание, а впоследствии и армию для восстановления Былого Величия. Мотылёк разделяла надежды будущего свёкра, куда больше его сына, помимо этого она питала и собственные – на власть и значимость. Пак всё разрушил. Сначала и потом. Он всегда так делал. Мотылёк ненавидела его, если бы всё-таки не любила…
Фея прислонилась к камню. Смешно. Она не прижилась при тех, чьи мысли разделяла: Оберон, Алая Рука с их Хозяином. И всё из-за Пака. Он был поводом к тому, что она отравила Короля, он же стал причиной того, что она помогла Титании и Горчичному Зерну сбежать. Итог её действиям был неутешительным: она ранена, одна и находится в неизвестных ей туннелях. Странно, что они вообще здесь есть, ведь раньше ничего не было. Мотылёк приложила горячий лоб к холодному камню. Она шла, блуждала, петляла, бежала в потёмках уже много дней. Без ясной цели, от паранойи, от необходимости добежать хоть куда-нибудь. А конца туннелю всё не было. Мотылёк было больно и страшно.