Рассказывая это, Ванька вытягивал свою худую шею, пялил чёрные большущие глаза и даже надувал щёки, изображая сову.
Сашок не выдержал и тихонько ткнул Ваньку в бок.
— Не мешай докладывать! — обнажая белые зубы и отталкивая локтем Сашка́, сказал Косой и неожиданно повернулся к Митричу: — А что, Кузьма Митрич, Великим Братьям смеяться нельзя?
Старик весело почмокал трубочкой:
— Можно, Ваня. Продолжай.
— Вот я и говорю, — как ни в чём не бывало стал рассказывать Иван Косой, — очень интересные у птиц глаза. Шёл я лесом как-то, вижу — соколик сидит. Чеглок называется. Вдруг вытянул он шею, вот так, примерился глазом и — пулей вперёд. Триста шагов — я потом мерял — секунд, верно, за пять промчал. Стрекозу увидел. Вот глаза какие!
А Мишка Губкин по Приказу рассказал, как птицы летают: одни как бы гребут, а другие — парят. Стриж, скажем, так гребёт, что вёрст, считай, полтораста в час пролетает.
— Больше ничего сказать не могу, Приказ выполнил, — похвалился Мишка.
Тогда все повернулись к Митричу: что-то он скажет?
Развернул старик бумажку, прочитал ребятам:
Приказывается тебе, Великий Брат Морозов, узнать, какие бывают Песни Деревенского Леса и доложить о них на Главном Совете. Приказ выполнить к первому августа».
Обвёл Митрич взглядом мальчишек, выбил трубочку о треногу над костром, начал:
— Ещё нет солнца на небе, ещё только собирается оно блеснуть золотым горбом в далёкой дали, а наш лес, ребятки, начинает уже свою великую неумирающую песню. Поёт он её много веков и петь будет до тех пор, пока существует. Что же это за песня, Великие Братья?
Вот какая это песня:
Шумит тихонько, шелестит листва на берёзке да осинке; будто чешуя на маленькой змейке, шуршат иголки на сосне и ели; отрывисто выговаривает своё «кли-кли» кукушка; звенят славки и пеночки, посвистывает чечётка — красная шапочка; «пинь-пинь-таррррр» — картавит синица; серебряно вызванивает свиристель-красава; разными голосами перекликаются звери. И все эти звуки сливаются в одну неумолчную, нескончаемую песню нашего леса.
О чём эта песня? Давайте послушаем её…
Замолкли Великие Братья, прислушались. И впрямь: поёт лес, перекликается тысячами голосов на сотни ладов.
— А вы меня раньше о температуре у птиц спрашивали, — вспомнил Мишка Губкин. — Расскажите об этом, Митрич.
— И об этом скажу. Только начнём с другого. Птиц вы хорошо знаете. Заметили — непоседы они и молчать не любят: с ветки на ветку попрыгивают, песни поют, за бабочками гоняются, кору долбят. А то играют, дерутся. Выходит — быстро живут. А чтоб, скажем, печка сильно горела, надо ей много дров. Так и птицам: для такой жизни уйма еды нужна.
Большинство птичек наших лесных мошками кормится, червячками разными. Если взять весы да на одну чашку птичку посадить, а на другую чашку — букашек и червячков, тех, что за день она съедает, то сравнялись бы весы.
— Не может быть! — удивился Мишка.
— Это и помогает птицам, — продолжал Митрич, — жить быстро, неутомимо жить. И если кто из вас, мои дорогие Великие Братья, возьмёт да и смеряет температуру у птиц или сосчитает, сколько раз у них в минуту сердце бьётся, — рты пораскрываете! Честное слово!
Митрич добродушно посмотрел на всю четвёрку и улыбнулся:
— В нашем лесу у редкой птички меньше тридцати девяти градусов бывает. У многих — по сорок — сорок два градуса. А у иных — вроде дрозда — сорок пять и даже сорок пять с половиной.
— Как у нас при лихорадке! Выше ещё! — всплеснул руками Сашок.
— И получается, — продолжал Митрич, — много едят — быстро живут. Быстро живут — и сердце быстрое. А иначе как же поддержать организм?
Митрич повернулся к Сашку, спросил:
— Ты как думаешь, сколько раз в минуту сердце у самого обычного нашего воробья бьётся?
Сашок пошевелил губами, оглянулся на товарищей, сказал неуверенно:
— Сто раз, а?
— Вот и не угадал! — засмеялся Митрич. — Больше, чем полтыщи раз сердчишко у него стукает!
— Ну?! В минуту? — ахнули в один голос мальчишки. — Шутите!
— Правда! — улыбнулся довольный Митрич. — А у человека — это вы знаете — сердце в минуту шестьдесят — восемьдесят раз бьётся. Выходит, наше сердце ударит раз, а в воробьишке оно уже семь раз стукнуло.
Даже у домашней утки, которая, вроде бы, и не скоро живёт, сердце втрое быстрей нашего работает… А ещё, ребята, сильная температура — от холодов птицам защита.
— Вы все видели, — помолчав, заговорил Митрич, — как летают птицы. А думали о скорости полёта? Как ты считаешь, Лёша, быстро ли ястреб-перепелятник летает?