— Выть тебе волком за свою овечью простоту, Муртасов. У людей дураки — любо каки́, а наши дураки — вона каки́! Пиши: «Маша, кушай кашу». Напишешь — разбуди.
Колька начинает громко храпеть и даже ворочается на траве от этого деланного богатырского храпа.
Геньке страсть как неохота учиться, он с трудом рисует на бумажке буквы, от напряжения даже высовывает язык, но не выдерживает и толкает Кольку в бок:
— Кольк! А Кольк! Ну тебя к чёрту! Вот тебе хомут и дуга, а я тебе не слуга.
— Дурням тоже грамота нужна, — рассудительно говорит Колька, не открывая глаз. — Сбежим — названия на станциях я тебе читать буду, что ли?
— Ох, житьё! — сокрушается Генька. — И в воскресенье отдохнуть человеку не дадут.
— На том свете выспишься! — сурово говорит Колька. — Все придурки там отдыхают.
— Ты, видать, слова по копейке покупаешь! — не выдерживает Генька, и на рябом его лице высыпают красные пятна.
Мортасов легко поднимается на ноги и, подойдя вплотную к Геньке, лениво говорит:
— Хоть ты и свинья, а всё ж таки человек, Муртасов! Пиши «кашу»!
Генька молчит и без движения сидит на пеньке.
— Иль ты уши отсидел? — мрачно интересуется Колька. И сжимает кулаки.
Сашок пятится в кусты и во весь дух мчится к полянке, на которой отдыхает Митрич.
Старик уже не один. Вокруг него сидят Лёшка, Иван Косой и Мишка, а Митрич стоит в середине и весело говорит:
— Больше удивляйтесь в жизни, ребята! Больше! Сколько кругом работы для ума. А какая это чудесная загадка — сам человек! Вы подумали о том? Сколько у него, у человека, сердце за сутки ударов делает? Сто тысяч! А за год? Сорок миллионов! Сколько же это за всю жизнь получится! А другое возьмите — в сутки сердце перекачивает десять тонн крови! Вот какую уйму!
Митрич радостно оглядывает ребят, онемевших от удивления, и, помахивая трубкой в такт словам, спрашивает:
— А кто мне скажет, Великие Братья, сколько метров в секунду пробегает звук по воздуху? А сколько — в воде? Не знаете? Ну, давайте я сам вам об этом расскажу, моё дорогое Великое Племя!
12. НА ДВУХ ПОЛЯНКАХ
Негладко шёл Главный Совет! Сначала судили-рядили, как лучше починить крышу в Гнезде Горного Дракона. Простое дело, а чуть ошибку не сделали.
Притащил Мишка доски из своего сарая: — Вот вам на ремонт, пожалуйста, не жалко!
А Митрич нахмурился: — Не надо. Не для нас готовили. А ещё — починить досками каждый может. Интереса нету. Куда лучше найти ветки в лесу иль камыш в заболотье. Ими и покрыть.
На том сошлись.
Потом решали о Геньке и Кольке.
Сашок рассказал, что́ на полянке видел. И все спорить стали. Мишка очень обрадовался:
— Вот хорошо-прекрасно! Не возиться нам теперь с Генькой! Пусть его Колька натаскивает.
Сашок согласился с Мишкой. Только добавил, что за Гнилой Грушей понаблюдать надо, а то лодырь Генька ужасный, бросит учёбу.
Митрич возразил:
— Я так думаю, Великие Братья: плохое решение. Мало вам ещё лет и трудно знать, как в жизни иной раз случается. Упустим мы Мортасова и Геньку, и приберёт их к своим рукам чужой человек. Правильно ли будет?
— Ну их к чомору! — обозлился Мишка. — Пусть живут, как знают.
Ванька Косой тоже рукой махнул, сказал. Митричу:
— Давайте лучше поиграем, Великий Брат. В казаков-разбойников или в Дубровского.
— Давайте, — согласился без желания Митрич.
Старика уговорили, что он будет Кирилой Петровичем Троекуровым. Сашок, конечно, согласился называться Владимиром Дубровским. Только Ванька Косой остался этим недоволен, а Мишка наотрез отказался играть судейскую крысу Шабашкина.
Сашок заверил, что дальше всё переменится и он потом, так и быть, будет играть старого кровопийцу Кирилу Петровича.
Так и решили.
Игра уже была в полном разгаре: Владимир Дубровский зажёг свою усадьбу — подпалил небольшую горку сушняка — и скрылся в лесу, когда вышел случай, чуть не испортивший всю игру.
Пробираясь сквозь чащу, Сашок ненароком оказался возле полянки, на которой недавно видел Геньку и Кольку. Он уже хотел проскочить через неё, но тут неожиданно к нему подошёл Генька, дал Сашку легонько по шее и сказал, чтоб Смолин быстро выметался отсюда.
Сашок решил было, что Генька хочет поквитаться за подбитый глаз, но Муртасов и не думал драться. Он мирно отпустил Сашка и уселся на пенёк.
Тогда Сашок решил: здесь какая-то тайна. Покружив по лесу, он зашёл к полянке с другой стороны. Осторожно раздвинув ветки, взглянул на полянку и обомлел. На траве лежал какой-то здоровенный мужик с окладистой рыжей бородой, в старой обожжённой шинели и говорил Кольке, стоящему рядом: