Молча и быстро идут по свежему снежку Великие Братья, торопятся попасть дотемна в родную деревню.
И каждый думает о чём-то своём. И так уж, наверное, случайно получилось, что думают сейчас все об одном: о книжке, которую хочет написать Митрич, об интересной каждому человеку книжке.
— Ну, что? — неожиданно спрашивает Митрич Сашка. — Напишем мы теперь книжку, Смолин, или не напишем?
— Напишем! — весело отвечает Сашок. — Не сразу, Кузьма Митрич, а одолеем всё-таки!
14. В СТРАНУ РАЗГАДАННЫХ ЧУДЕС
Последние дни мая неспешно идут по Уралу.
Весна в этом году — с чего бы? — какая-то задиристая, ершистая: кажется, стоит крепкое вёдро и конца не будет ему, так нет — начнёт полосовать дождь! Беги домой и выкручивай рубаху.
Сидит Митрич в своей избе. Изредка в окно посматривает. Выглянет и улыбнётся: «Не может того быть, чтоб погода испортилась».
И верно: все приметы — к ясному тёплому дню. Ещё вчера иссиня-чёрные навозные жуки летали. А понятно: навозник под дурную погоду не полетит. Утренняя зорька была на редкость золотистой, замечались в ней розовые краски, жёлтые — чистые, прозрачные. Конечно, и серая безветренная зорька — тоже к хорошей погоде, но золотистая — дело верное: тут без ошибки вёдро жди.
А взять другие приметы? Чуть рассветало, дружно загудели в соседних ульях пчёлы. Совсем рано проснулись мухи. Он, Митрич, тогда ещё нарочно в небо поглядел. Так и есть: стрижи и ласточки чуть не у самых облаков воздух стригут, заливаются жаворонки. Редкие кучевые облака, бродившие с утра в синем воздухе, днём закрыли было всё небо, а сейчас, к вечеру, исчезли, испарились, пропали невесть куда. И небо стало, как ласковое озеро, — без ряби, без барашков.
Вот и первая звезда. Сеет она прохладный зеленоватый свет, будто плавится на каком-то странном, неживом огне. И луна, кажется, вся из чистого серебра сделана и тянутся от неё невидимые нити к земле. Всё — к вёдру!
Когда прогоняли стадо по дворам, расспросил Митрич подпаска, как себя скот вёл, что в небе, на земле и на воде мальчонка заметил.
Вот что узнал. Чуть не весь день коровы на земле лежали, а домой пошли спокойно, не мычали. К вёдру!
Свиньи чесались и всё норовили в лужи залезть, побарахтаться в тёплой дождевой водице. И это — к вёдру!
А разве не к доброй погоде старинные приметы: играла в реке рыба; громко жужжали, взлётывая, на вечерней заре жуки; заползал в низинки, хоронился в них не тяжёлый и не холодный приречный туман? Одну ночь и жить ему всего, а утром, только выбьется из-за горы солнышко, побледнеет туман, разобьётся на мелкие ручейки, растечётся в воздухе и — нет его.
К вёдру, к вёдру это!
Митрич задувает яркую лампу и выходит из дому.
Закрыв глаза, может он пройти по родной деревне: каждая улица, каждый дом знакомы с детства.
Вот это — изба Романа Смолина. Сашок уже, вернее всего, спит, а в столярке самого хозяина теплится свет.
— Выйди на минуточку, Роман Ильич, — постучав, говорит Митрич.
Услышав его голос, столяр спешит навстречу ночному гостю.
Побеседовав, они прощаются.
Затворив калитку, Митрич достает из кармана кусочек угля и рисует на воротах Знак Великих Братьев.
Потом направляется к избе Лёшки Балашова.
Вызвав из избы Дарью, Митрич о чем-то шепчется с ней, негромко успокаивает женщину и, проводив ее, снова достает уголёк.
…Проходят сутки и ещё одна ночь.
Утренняя заря встаёт над Сказом, сияя начищенной медью.
Митрич сидит у окошка, поглядывает на улицу. А то зажмёт бородёнку в горсть, начнёт ходить по маленькой горенке: три шага — в один край, три шага — в другой.
Но вот старик остановился, короткая улыбка осветила его лицо, и он спешит в сени.
В дверь вежливо стучит самый маленький из Великих Братьев.
Впустив Сашка, Митрич осматривает мальчугана с ног до головы и мелкие короткие морщинки узят глаза старика.
— Да ты, никак, на Северный полюс собрался, Александр Романович?
Сашок недоверчиво смотрит на Митрича: «С чего бы это — по имени-отчеству?» И его черные глаза выражают недоумение.
— Я ж всё — по Приказу, Кузьма Митрич…
— И Приказ с умом выполнять надо, Александр Романович, — смеётся тот. — Ну, давай, разберём, что ты принёс?
Митрич развязывает мешок Сашка, достаёт из него всякую всячину, осматривает припас, раскладывает его по разным углам стола.
— Топор и лопата без ручки. Это — гоже. Черенок мы сами в лесу срубим. Так. Дальше…