Повершится сегодня день дождём! Не иначе!
— Быстрее в путь! — после короткого отдыха приказывает Митрич. — Быстрее, промокнем до нитки!
Сашок бросает в сторону голубиный садок — легче идти. Лёшка спускает Стрелку с самодельного поводка, и она без голоса, низко опустив нос, бежит вперёд.
До Сказа остаётся не больше километра, когда ветер внезапно умолкает, птицы немеют и в воздухе начинает сильно парить.
— Быстрее! — торопит Митрич.
Вот и деревня. Ещё немного — и никакая гроза уже не будет страшна.
Но в это время где-то вблизи раскалывается небо, воздух трясут громовые раскаты, и на землю рушатся потоки воды.
— Вон — дедушка! — громко кричит Сашок и бежит к крайней избе.
У околицы стоит дедушка Терентий. В каждой руке у него по голубю, он прижал их к груди; дождь хлещет по белым волосам и бороде старика, а он, как бы не замечая дождя, всматривается в подходящих мальчишек.
Сашку понятно: дедушка не только вышел встречать их, он принёс и голубей, чтоб видно было: не заплутались, не сбились в воздухе внуковы пернатые почтальоны.
Дедушка, выпустив голубей, прижимает к себе мокрое лицо внука.
— Дай-ка я уж и тебя поцелую, Кузьма, — тихо говорит дедушка Терентий, подходя к Митричу.
И они неловко обнимаются, старые люди, немало повидавшие на земле.
17. БУРНЫЕ ДНИ
Ночью, перед самой уборкой хлебов, загорелся дом сельского Совета в Сказе. Пожар скоро потушили, но деревня долго ещё не могла успокоиться: всё судила и рядила о беде.
Сначала повинили было сторожиху Марфу Звягушкину, но потом вышло, что она не при чём.
Сторож — он магазин охранял — никого не видел: деревня рано легла перед рабочим днем. Разве только у Митрича долго горел в окне огонёк.
Милиционеры сначала решили, что дом загорелся от чьей-нибудь самокрутки, но днем вдруг узнали: сразу из трех изб исчезли Генька Муртасов, Колька Мортасов, Сенька Звягушкин.
Допросили матерей. Нет, они ничего не знали. Особенно убивалась Марфа Никитична Звягушкина: с той поры, как сослали мужа, все надежды были на сына. И вот Сенька исчез.
И ещё стало известно: пропала сельсоветская печать. Может, сгорела, а, может быть, и украли её.
Побурлила деревня и стала забывать о беде. Только матери пропавших мальчишек были безутешны, ездили в район и в город, но так ничего и не узнали.
Власти — сказать правду — не очень им верили: чужие все же, не свои эти люди — Мортасовы да Звягушкины. Может, по уговору действуют? В селе говорили, что по всему Уралу милиция ищет беглых и, рано ли, поздно ли, найдёт их.
Митрич все эти дни ходил хмурый, горбился, припадал на палочку. Сашок несколько раз собирался пойти к нему, рассказать о разговоре Кольки Мортасова с отцом, но так и не решился. Только Лёшке признался во всем. Лёшка от этой новости здорово разозлился и первый раз в жизни назвал Сашка рыбой и ещё как-то.
Меньше всех печалился о бегстве одноклассников Мишка Губкин.
— Чёрт с ними! — весело говорил он Ивану Косому. — Без них куда лучше. Учиться ведь не давали, ироды! Теперь видно, что Сенька заодно с ними был.
Лёшка не удержался и рассказал Митричу о своём разговоре с Сашком.
Старик долго молчал, беспрерывно курил трубочку и под конец поднял на своего Великого Брата суженные в гневе глаза:
— Видишь, Алексей, как неладно вышло. Упустили мы ребят из-под своего глаза, и воспользовались тем чужие люди. Это отец Кольки из-под стражи сбежал. И мальчишек с собой увёл.
Покурил Митрич трубочку, беспощадно сказал себе:
— Бить меня некому, Лёша. Думал: сладится как-нибудь всё…
Ещё не успели Великие Братья об этом подумать, как пришли в Сказ две бумажки.
Одной из них областной комитет партии отзывал к себе Кузьму Дмитриевича Морозова.
Во второй говорилось, что Облоно направляет в деревню учителя с высшим образованием — Андрея Андреевича Гулю вместо старого Акинфия Петровича.
Перед тем, как уехать в город, теперь уже, видно, навсегда, Митрич обошел дворы Великих Братьев и нарисовал на воротах Кинжал и Маску — тайный Знак Племени.
Ещё до рассвета все пятеро пришли в Гнездо Горного Дракона.
Присели на чурбашки, помолчали, не смотря друг на друга.
— Сошлись кой о чём помолчать, — улыбнулся старик. — Может, отойдём да поглядим, каково-то мы сидим?
— Пушки из дырок повытаскать надо, — мрачно сказал Мишка Губкин. — Никто на крепость нашу не нападал и нападать не будет. А снег в те дырки летит. Простудимся.
— Ничего, пусть остаются, — нахмурился Лёшка. — Мало ли что — никто не нападал. Могут ещё напасть. А без пушек — какая крепость?