— Дети! — говорит Андрей Андреевич. — Ваш старый учитель, всеми уважаемый Акинфий Петрович, заложил в вас основы науки. Пусть послужат они вам фундаментом для восшествия на вершины жизни.
С передней парты Сашок Смолин тянет руку:
— Вопрос вам задать можно, Андрей Андреич?
— Задавай, Смолин.
— Что такое «восшествие», Андрей Андреич?
Гуля морщится и видит, что Лёшка Балашов тоже тянет руку вверх.
— И ты — вопрос?
— И я — вопрос.
— Давай.
— «Вершины жизни» — это что такое?
— Ну, вот что, — хмуро говорит Гуля. — Ответы на вопросы — после уроков. А сейчас открывайте тетради.
На перемене Сашок тихонько подходит к учителю и вежливо трогает его за рукав:
— Андрей Андреич, пойдёмте в воскресенье в лес. Может, следы интересные найдём, Андрей Андреич…
— Ты не лесом должен интересоваться, Смолин, — наставительно говорит Гуля, — а уроками. Государство желает тебя сделать культурным гражданином, и ты должен думать о своём будущем, а не о следах.
Сашок с испугом смотрит на своего могучего наставника и медленно отходит в сторону.
В воскресенье по знаку Великих Братьев поредевшее Племя приходит в Гнездо Горного Драко́на.
Грустно сейчас и, вместе с тем, как-то празднично в лесу: пожелтели берёзы и липы, пунцово-красным стал узорчатый лист рябины, оранжево горят наполовину облетевшие ветви осин, в пурпуре — листва черемухи. И только сосны и ели такие же, как были летом.
— Жечь костёр, или так будем? — спрашивает Лёшка.
— Так посидим. Говорить-то особо нечего.
Верно говорят: на сердце ненастье — так и в вёдро дождь, Настроение у всех дрянное, никудышное.
Сашок неожиданно поднимается на ноги, выпячивает грудь и говорит тонким девчоночьим голосом:
— Дети, не забывайте о восшествии на вершину…
Все немного посмеялись, отошло на душе. Теперь можно начинать Главный Совет.
Конечно, Андрей Андреевич — это не бывший вождь чернокожих Саркабама, и не очень-то с ним поиграешь в лесу иль в деревне. Но, может, и не каждому нужно это? Без Гули обойтись можно. Грамоте учит? Учит. И на том спасибо. А в Гнезде Горного Дракона и так ладно. Жаль, понятно, — здоровый больно, пригодился бы. Ну, на нет и суда нет.
Посидели ещё немного, вспоминали, какие дела на Главном Совете решить надо.
Лёшка предложил: как ударит морозец, облить крепость водой. Тогда все щелки, какие мхом не забили, лед оденет. Ни ветер, ни снег — ничто не страшно.
Так и решили, прежде чем разойтись.
…Учиться у Гули было скучно. Не умел он говорить с людьми, ни как Митрич, ни как дедушка Терентий, не видел он никаких тайн ни в лесу, ни в поле, не знал он никаких сказок, все у него в жизни было разложено по ящичкам, и на ящичках этих написано «хорошо» или «плохо».
Дома у Андрея Андреевича жила чистенькая тихая жена и две чистенькие здоровенькие девочки, похожие на куколок: обе русые, обе с голубыми бантиками, обе в белых, аккуратно выглаженных фартучках.
Учитель состоял в комсомоле и на собраниях говорил всегда одно и то же:
— Власть нам дала новую жизнь, и мы должны всемерно пользоваться преимуществами этой жизни.
Комсомольцев в селе было трое, не считая Гули. Все это был задорный народ, пытливый, храбрый на выдумку. Но Гуля у них был главный, и каждому дал какую-нибудь очень правильную и очень скучную обязанность. Старший брат Сашка́ — Кирька выпускал стенную газету, которую никто не читал, потому что в ней писалось только о вреде табака и о преимуществе книги Карла Маркса перед Библией.
Дочка сельсоветского председателя — Наташа, непоседливая, как коза, по наущению Андрея Андреевича ходила на все деревенские вечеринки и посиделки и скучно рассказывала о том, сколько мяса, молока и яиц можно купить за деньги, которые они, несознательная молодежь, тратят на водку. Тут же Наташа точно сообщала посмеивающимся парням, сколько в этом самом мясе заключено всяких полезных веществ.
Ещё один член комсомола — Володька Всесвятский — попытался было выводить какие-то свои особые сорта груш и яблок, но Андрей Андреевич объяснил ему, что это — селекционная работа и ею должны заниматься научные учреждения.
Нет, скучно было учиться Великим Братьям у сухаря Гули! Только и радости — забраться в Гнездо Горного Дракона, спрятаться за толстыми стенами, зажечь костерок и сидеть, сидеть всю ночь напролет, слушая книжку про немыслимо храброго революционера Камо.
Как-то вечером Кирька пришел домой взъерошенный, радостный, помял на ходу бока Сашку:
— Пляши, Шурка! Колхоз устраивать будем!