Россия же должна была содержать вооруженные силы большие, чем европейские армии в абсолютных цифрах и по отношению к своим ресурсам, не для одной отдельной кампании, а в течение 200-300 лет. Ей одновременно пришлось вести серию войн против могущественных западных соседей и колонизоватъ страну размером с целый континент. Но прежде всего она должна была установить контроль над степью любой ценой, от этого зависело ее национальное существование.
Медленно решалась эта задача. К началу XVI века оборонительная линия деревянных крепостей и укрепленных городов протянуласъ вдоль Оки от Нижнего Новгорода через Серпухов, Тулу, Козельск. Верста за верстой, год за годом ценой неимоверных усилий русские неуклонно смещали эту линию укреплений к югу.
К середине XVI века Иван Грозный построил новую линию укреплений, примерно 150 километров к югу между Волгой и Десной. Еще дальше, в сердце степи, была расположена, как бы мы ее назвали сегодня, система раннего предупреждения из сигнальных вышек и мобильных патрулей.
Еще полвека жестоких сражений, и русская армия вышла на линию Воронеж - Белгород - Днепр. Вдоль нее был построен третий ряд укреплений.
А дальше лежала безлюдная враждебная степь. Считалось, что это ничейная земля. Можно было днями ехать по ней и не встретить ни человека, ни признаков жилья. Высокая трава с головой скрывала всадника.
Но безмолвие было обманчивым. В степи хозяйничала татарская конница легкая и неуловимая, как тень, и потому нападения можно было ждать в любую минуту и с любой стороны.
Однако русские воеводы нашли свою походную поступь по степи. 20 тысяч повозок составлялись в огромный прямоугольник. Его фронтальная сторона равнялась километру. Боковые стороны - по два километра. Внутри этой крепости на колесах шла пехота, рядом с повозками - пушки, всегда готовые развернуться и встретить противника картечью.
Ее движение было крайне медленным - всего десять верст в день, но неуклонным.
И все-таки Юг России оставался незаживающей раной. Татарские пики из Крыма часто бередили ее, хотя и не доставали уже до сердца государства. Покрытая коростой пожарищ, эта рана постоянно кровоточила. Потоки русоголовых пленников - мужчин, женщин и детей - стекали из нее по пропыленным шляхам в Крым.
* * *
Но Турция угрожала не только России. В 1683 году ее несметные полчища под началом великого визиря Кара-Мустафы осадили Вену.
15 лет спустя, бродя по венским улицам, Петр повсюду видел незажившие раны, нанесенные этой осадой*. По выщербленным уже в то время каменным ступеням витой лестницы он взбирался к самому шпилю собора Св. Стефана. Оттуда хорошо были видны узкие улочки, упиравшиеся в кольцо городских стен, поля и виноградники, терявшиеся в холмах Венского леса...
Казалось, что отсюда можно было разглядеть и огромную империю Мухаммеда IV, простиравшуюся от Крыма до Марокко и от Персидского залива до венгерской равнины. Оттуда, вдоль Дуная, и поползло к Вене 150-тысячное войско: турки, татары, янычары. Бывший монах-капуцин, сменивший сутану на чалму и называвшийся теперь Ахмед-беем, командовал артиллерией из 300 пушек. По тем временам это была грозная сила.
Окруженная полумесяцем и прижатая к Дунаю Вена могла противопоставить ей всего лишь шесть тысяч регулярных войск. Граф Штаремберг - комендант Вены - приказал мобилизовать всех жителей, способных носить оружие. Но и это не изменило соотношения сил.
Вена задыхалась в осаде. В город хлынуло население окраин и близлежащих деревень. Но от турецких пушек, паливших днем и ночью, спасения не было. Дизентерия косила людей. Неожиданные взрывы из подкопов проделывали бреши в фортификациях, и тогда толпы янычар, потрясая кривыми ятаганами, врывались в город. И хотя каждый раз их атаки удавалось отбить, казалось, что дни Вены сочтены...
Петр садился на каменную скамью, которая и сейчас стоит на смотровой площадке у самого шпиля Св. Стефана, и смотрел туда, откуда граф Штаремберг на протяжении двух месяцев напрасно ждал помощи. Огромное полукольцо все туже сжимало город, и турки с вожделением смотрели на сверкавший золотом шпиль Св. Стефана.
- Золотое яблоко, - говорили они, - самое место, чтобы водрузить зеленое знамя Пророка.
Медленно подтягивались войска для освобождения Вены, хотя ими командовал бравый король Польши Ян Собеский. Современники творили про него: одно его присутствие стоит целом войска. Но что за войском он командовал!
Под его знаменем собралась вся империя. Австрийские и немецкие войска выглядели великолепно: представительная осанка, новенькое оружие и, конечно, дисциплина. Эти люди подобны лошадям, творил про них Собеский, но они не знают своей силы.
Его не беспокоил и вид собственных солдат. Гусары и кирасиры были, конечно, вне сравнения. Но вот пехота... Едва одетые, босые, с ружьями, подвязанными веревками, чтобы не развалились. В основном это были украинские казаки под командой Семена Палия. Но как прекрасно они воевали!
Говорят, что Собеский вывел этих оборванцев вперед и заявил: вот люди, давшие обет не носить никакой другой одежды, кроме той, которую они отнимут у врагов. Скоро вы их увидите в роскошных восточных одеждах.
Это была чисто польская бравада, но на австрийцев она произвела впечатление: король намерен сражаться.
Через осадные редуты Штаремберг шлет Собескому гонца, переодетого турком, с краткой запиской: "Мой господин, время уходит!" А когда янычары захватили укрепления вблизи императорского дворца, Штаремберг запустил в ночное небо фейерверк. Это был сигнал: город в отчаянном положении.
Наконец на холме Калленберг появилось громадное развевающееся на ветру красное знамя с белым крестом. Это приближались войска Яна Собеского.
Ни турки, ни осажденная Вена не ждали его с этой стороны: дорога считалась непроходимой. На это и рассчитывал польский король. Правда, по пути пришлось бросить немецкие пушки. Но "оборванцыэ протащили через ущелье польскую артиллерию.
С вершины Калленберга Собеский с удивлением смотрел на поле завтрашней битвы. Кара-Мустафа явно не готовился к встрече. Не было ни одного редута, который преграждал бы полякам подступы к Вене. Зато для себя он построил великолепный временный дворец с фонтанами, садами и беседками. Даже маленький зверинец был для услады великого визиря.
- Это болван, - громко сказал король, глядя на разноцветное море турецких шатров в долине Дуная, - он нам попался.
На рассвете 12 сентября с вершины Калленберга донеслось троекратное: "Иисус - Мария! Иисус - Мария! Иисус - Мария!"
Польская, австрийская и немецкая армии двинулись вниз. 14 часов продолжалась битва. 14 часов в шелковой рубашке, без доспехов, потому что стояла жара, Ян Собеский не слезал с коня. А когда турки побежали, бросая шатры и обозы, он рухнул на землю. Его тут же окружила толпа солдат, восторженно кричащих: "Наш король! Наш великий король!"
Но он потребовал барабан - писать письмо. Кому бы вы думали? Любимой жене, Марысеньке. К нему подвели коня самого Кара-Мустафы. Собеский срезал золотое стремя и отослал вместе с письмом:
- Чтобы Вы не могли сказать, как татарские женщины, когда их мужья возвращаются с пустыми руками: "Нет у вас храбрости!"
Таким вошел в историю Ян Собеский - один из славных рыцарей XVII века: герой на войне, пылкий любовник и бездарный политик, который так и не сумел воспользоваться плодами своей победы.
А Кара-Мустафа?
По дороге в Белград его встретили палачи. Они передали ему награду разгневанного султана - шелковый шнур. Им его и удавили два дюжих янычара, накинув шнур на шею и медленно затянув с двух сторон.