Мыслящий, начитанный, самостоятельный, Иван Крамской быстро стал лидером в среде своих собратьев-художников, искавших новые пути в искусстве, и неудивительно, что стал одним из руководителей знаменитого бунта четырнадцати. По окончании академии четырнадцать выпускников отказались от участия в дипломном конкурсе, заявив свое право писать сюжет выпускной картины по собственному выбору. Они отказались писать работы на заданную тему, потому что считали, что художник может проявить свой талант только в свободной, самостоятельной работе. Уверенные в своей правоте, они попросили Совет академии, в случае отказа пойти им навстречу, уволить их, предоставив звание свободных художников. И Совет академии за неслыханную дерзость, непослушание и отрицание установленных канонов вынес единогласное решение уволить «мятежников» из академии.
Безусловно, профессора давно стали замечать в лучших учениках какое-то равнодушие к классическому стилю в искусстве и стремление к низшим жанрам. Преподаватели знали, что такие идеи бродили среди пришлых студентов из разных городов страны – полуобразованных мещан.
Летом, побывав на родине, они привозили этюды мужиков в лаптях и армяках у несмазанных телег, что претило возвышенным взглядам и было дурным тоном.
«Вместо прекрасно развитых форм обнаженного тела – полушубки. Взамен греко-римских стройных колонн – покривившиеся избы, плетни, заборы и сараи…» – презрительно усмехались профессора академии.
Это было время шестидесятых годов девятнадцатого столетия, бурлящее время перемен. Россия наконец проснулась от долгой спячки и, казалось, прозрела, изменения коснулись и Академии художеств.
Вместо прежних воспитанников, в основном детей чиновников, служивших при академии, и мастеров, поступавших на учебу в десятилетнем возрасте, не имеющих художественных способностей и получавших образование, оторванное от реальности русской жизни, в академию со всех уголков России хлынули вольнослушатели всех сословий и возрастов. Все они шли по своему влечению, со своими идеями и представлениями о жизни, об искусстве, и высшая академическая премудрость казалась им фальшивой, напыщенной и неинтересной. Они считали, что пришло время избавиться от рутины, что нужно искать новые пути и в искусстве, и во всех других областях жизни. Молодость и сила свежей русской мысли царили везде и без сожаления сметали старое, ненужное. Могучая волна изменений захлестнула русское искусство.
Итак, самые сильные русские таланты, в их числе и Крамской, безжалостно были уволены Академией художеств. Они были бедны, неизвестны обществу, но они были молоды, в них кипела энергия жизни, злость против устарелых академических авторитетов.
Академики смеялись, словно боги Олимпа.
«Позволить им свободные сюжеты! Одни напишут лапти, полушубки, другие – парчу, золото, третьи – благородные человеческие формы – извольте их разбирать! Люди они, конечно, талантливые, но совершенно испорченные неправильным воспитанием…»
А даровитая русская молодежь все больше и больше отворачивалась от опостылевшей псевдоклассики.
Горько и больно было покидать уволенным художникам мастерские академии, где они не только сами работали и жили, а еще давали приют своим приятелям, беднякам художникам: писать свои работы и спать в уголке. Страшно было пускаться в свободное плавание, не подкрепленное стипендиями. Несмотря на казенное содержание, мастерские представляли собой очень теплые жилища, и некоторых художников здесь окружали семьи, родные, приятели. Чего греха таить, некоторые пускались в оргии, распущенности и грязи хватало. Но большинство художников имели характер положительный, интеллигентный, работали над собой и жили высшими идеалами. Порой до позднего вечера в мастерских не умолкали разговоры, споры, проходили чтения. Было много серьезной литературы, в большом количестве поступали новые журналы и газеты.
Здесь, в мастерских Академии художеств, разрабатывались права и обязанности художников. Здесь агитировал Крамской за идею национальности в искусстве. Из этих же стен вышла целая серия замечательных, свежих русских картин. И именно здесь писал Крамской проект рокового прошения от лучших выпускников академии, которое переписали четырнадцать художников, и лишь один из них струсил, предал товарищей, отказался от своих взглядов и остался под крылом академии, а остальные вместе продолжили свой творческий и жизненный путь самостоятельно.