— Ну это без меня,— запротестовала мадам Родерих.— Слишком высоко…
— Мамочка! Ну что ты? Всего-навсего сто шестьдесят ступенек! — настаивала Мира.
Капитан Харалан поцеловал матери руку.
— Оставайся, дорогая мама, мы присоединимся к тебе в саду.
— Вперед, на небо! — скомандовала Мира.
Мы с трудом поспевали за ней. В считанные минуты она добралась до бельведера[81], а затем и до террасы, откуда открывалась величественная панорама.
Я замер, восхищенный.
На западе возвышался холм Вольканг со старинным замком, на башне которого развевался венгерский флаг. У подножия холма расположился прекрасный город и его окрестности. На юге — зеркальная гладь Дуная, ширина его в этом месте достигает ста семидесяти туазов. По сверкающей воде во всех направлениях движутся баркасы, баржи и лодки. В заречной дали виднеются горные отроги сербской провинции. На севере — пушта с участками густого леса, с долинами, пастбищами, садами и огородами, подступающими к деревенским домикам и фермам на окраине, узнаваемым по остроконечным голубятням.
Изумительная картина! Под сверкающими лучами солнца она просматривалась до самого горизонта.
Мой очаровательный гид давал пояснения нежным девичьим голоском:
— Вон там аристократический квартал, дворцы и особняки, площади и памятники… Немного ниже — торговый, там рынки, магазины… Посмотрите на Дунай! Как он играет, как оживлен! А вон остров Швендор с лугами и рощами, весь в цвету! Харалан обязательно покажет вам этот остров, месье Видаль!
— Не волнуйся, сестричка,— заверил капитан Харалан.— Месье Видаль узнает наш Рагз как свои пять пальцев!
— А церкви! — восхищалась мадемуазель Мира.— Видите наши церкви с высоченными колокольнями? В воскресенье вы услышите колокольные звоны. Вон площадь для торжеств и ратуша с островерхой крышей и огромными окнами. А на каланче башенные часы. Они бьют каждый час!
— Завтра же пойду туда! — сказал я.
— Эй, месье,— окликнула Марка мадемуазель Мира,— куда вы смотрите?
— На кафедральный собор, дорогая. Посмотри, Анри, как он массивен, как красивы фасадные башни, а центральный шпиль устремлен к небу, будто хочет донести до Бога молитву. Но больше всего я люблю монументальную лестницу.
— Но почему?
— Потому что она ведет к одному укромному местечку на хорах, где…— Марк выразительно посмотрел на невесту, и та вдруг зарделась.
— Где…— прошептала девушка.
— Где я услышу из ваших уст прекрасное слово, хотя и очень коротенькое, в нем только один слог…
В этот день я обедал у Родерихов. Вечер мы тоже провели вместе. Несколько раз мадемуазель Мира усаживалась за клавесин[82] и, сама себе аккомпанируя, проникновенным голосом пела народные песни, оды[83], элегии[84], баллады…[85] Восхищение мое росло.
Когда мы вернулись в гостиницу «Темешвар», Марк зашел ко мне в комнату.
— Ну скажи, я здорово преувеличил?… Есть ли на свете другая девушка…
— Другая?! — гневно перебил я его.— Нет! Твоя невеста просто нереально прекрасна!
— Ах, Анри! Как я люблю ее, если бы ты только знал!
— Черт побери! Это меня совсем не удивляет, дорогой братец! Я отрекся бы от тебя, если бы дело обстояло иначе!
Ни одно облачко не омрачило этот счастливый майский день.
Глава V
Наутро в обществе капитана Харалана я приступил к знакомству с Рагзом. Свадьбу назначили на первое июня, то есть через двадцать дней, и Марк был весь в хлопотах. Мой спутник оказался превосходным гидом, эрудированным, истинным патриотом родного города.
Я не говорил с Хараланом о Вильгельме Шторице, хотя не забывал о странном сопернике Марка ни на секунду. И сам капитан не проронил ни словечка по этому поводу.
Как и большинство венгерских городов, Рагз мог предъявить метрики[86] на четырех или пяти языках — латинском, немецком, славянском, мадьярском… И названия эти столь же сложны, как и имена князей, великих герцогов[87] и эрцгерцогов[88].
— Конечно, наш город не столица,— объяснял капитан Харалан,— однако здесь живет более сорока тысяч человек, и благодаря своей промышленности и торговле Рагз занимает почетное место в королевстве Венгрия.
— Это город чисто мадьярский,— заметил я.
— Совершенно верно. И нравы, и обычаи, и одежда — чисто национальны. Конечно, среди торговцев вы можете встретить немцев, но здесь их ничтожное меньшинство.
— Я знал об этом, а также и о том, что в Рагзе очень гордятся национальной однородностью населения.
— Должен сказать, что мадьяры — не надо путать их с гуннами[89], как иногда бывает,— добавил капитан,— представляют сильный политический блок, и с этой точки зрения Венгрия превосходит Австрию.
— А славяне? — поинтересовался я.
— Славян намного меньше, чем мадьяр, но все же больше, чем немцев…
— А как здесь относятся к последним?
— Очень скверно! Особенно их не любят венгры. Национальная рознь между немцами и мадьярами существует с давних времен. Антипатия приобрела тысячи разных форм и оттенков, вплоть до пословиц, иногда весьма грубых: «Еb a nemet kutya nelkiil» — говорится в одной из них, что означает на хорошем французском: «Там, где немец, там и пес».
Соль пословиц — в метафорическом[90] преувеличении, и приведенная выше говорит: нет согласия между двумя народами.
Для застройки верхних кварталов Рагза характерна почти геометрическая планировка.
На набережной и по улице Иштвана Первого[91] капитан Харалан провел меня к рынку Коломан в самое оживленное для торговли время. На рынке, заваленном разнообразнейшими товарами, я увидел отдыхающего крестьянина в национальном костюме. В этом человеке ярко воплотились характерные народные черты: крупная голова, чуть курносый нос, округлые глаза, обвислые усы. Из-под широкополой шляпы торчат две косички. Куртка и жилет с костяными пуговицами шьются из овечьей шкуры, штаны — из грубого домотканого полотна, как и в наших северных деревнях; широкий узорчатый пояс туго стягивает талию. На ногах тяжелые сапоги, иногда со шпорами.
Женщины мне показались живее мужчин — красивые, яркие, подвижные, в коротких разноцветных юбках, с вышитыми корсажами, в шляпах с перьями и заломленными полями на пышных прическах…
В районе рынка толпами бродили цыгане. Несмотря на самобытность, эти горемыки выглядят убого и вызывают сочувствие. В их жалких лохмотьях, сдается, намного больше прорех, чем заплат.
Потом мой добровольный гид провел меня через лабиринт узких улочек со множеством мелких магазинчиков и лавочек, украшенных затейливыми вывесками. Ближе к площади Курш, одной из самых больших в городе, квартал расширился.
В центре бил фонтан. Роскошный — из бронзы и мрамора. Здесь же находился памятник Матиашу Корвину, герою пятнадцатого века, ставшему королем в подростковом возрасте. Матиаш Корвин сумел отразить нападения австрийцев, богемцев, поляков и спас христианскую Европу от варваров Оттоманской империи.
Площадь воистину великолепна. С одной ее стороны возвышается дворец губернатора с флюгерами на острых крышах, сохраняющих черты старинных построек Ренессанса[92]. К главному корпусу ведет лестница с металлическими перилами, и галерея с мраморными статуями разнообразит конструкцию первого этажа. По всему фасаду — окна с каменными поперечинами, забранные старинными витражами. В центре дворца — высокая башня, ее венчает купол со слуховыми оконцами, над которым полощется на ветру венгерский национальный стяг. С противоположной стороны два крыла здания образуют фасадный выступ; они соединяются решеткой с воротами, сквозь которые виден просторный двор, украшенный по углам зелеными газонами.
[81] Бельведер — башенка на здании как архитектурное украшение; павильон, беседка, построенные на возвышенном месте.
[82] Клавесин — старинный музыкальный клавишный инструмент, напоминающий пианино.
[83] Ода — торжественное стихотворение, восхваляющее кого-либо или какое-либо событие.
[84] Элегия — стихотворение или музыкальная пьеса задумчивого, грустного характера.
[85] Баллада — стихотворное или музыкальное произведение на историческую или героическую тему.
[86] Метрика — здесь: справка об основании и истории данного города.
[87] Герцог — здесь: один из высших дворянских титулов в Западной Европе.
[88] Эрцгерцог — титул австрийских принцев (членов царствующего дома) в 1453-1918 годах.
[89] Гунны — древние тюркские племена, вторгшиеся огромной массой в Европу в IV-V веках.