— Если ты в своем теперешнем состоянии займешься магией, — прервал его Конан, — я собственноручно прибью твою голову над воротами.
Седобородый посмотрел на него с глубокой обидой и пробормотал что-то про себя, но предпочел вслух не высказываться.
Конан повернулся к Махаону.
— Нельзя терять время. Если мы будем ждать света, может быть, будет уже слишком поздно. Ветеран, помедлив, кивнул, но Нарус сказал:
— Возьми, по крайней мере, несколько человек с собой. Ее банда...
Но киммериец прервал его.
— ...Ее банда услышит, как мы приближаемся, и исчезнет. Нет, я иду один.
Ветеран нехотя описал ему дорогу.
Махаон был прав, думал Конан, когда вот уже, наверное, в сотый раз ветка, которую он не заметил, хлестнула его по лицу. В этой темноте действительно просто сломать себе шею. Он направил лошадь в заросли, понадеявшись, что не сбился с пути. Мальчишкой он учился искать направление по звездам, но под этими старыми дубами, могучие кроны которых сплетались в плотную крышу, неба было почти не видно.
— Ты зашел слишком далеко! — крикнул голос из темноты. — Еще немного, и схлопочешь в ребра арбалетный болт.
Конан положил ладонь на рукоять меча.
— Это тебе не поможет, — произнес второй голос, и кто-то засмеялся. — Теньо и я — мы выросли в этом лесу, Большой, и здесь по ночам промышляем королевских оленей. Он видит даже лучше, чем я. Что касается меня, то с тем же успехом ты мог бы стоять под полной луной — и то я не видел бы тебя лучше.
— Я ищу Карелу, — начал Конан, но не смог продолжать.
— Этого довольно, — сказал первый. — Взять его!
Внезапно грубые руки стащили Конана с седла, и он оказался среди группы людей. Он не мог сосчитать их, но схватил чью-то руку и сломал ее. Раздался пронзительный крик. Здесь не было места для двуручного меча и недоставало света, чтобы действовать осознанно. Поэтому он выхватил из ножен свой кинжал и принялся размахивать им. Когда он задевал кого-нибудь, слышались вопли и проклятия. В конце концов он не смог больше сражаться против такого числа врагов, а они навалились на него со всех сторон. Бандитам удалось скрутить ему руки за спиной и связать ему ноги так, что он мог делать только маленькие шажки.
— Ранен ли кто-нибудь тяжело? — прохрипел тот человек, что смеялся вначале.
— Моя рука, — жалобно сказал один, а другой оборвал его:
— В преисподнюю твою руку! Он мне чуть ухо не отрезал!
Проклиная темноту — кошачьи глаза были не у всех — они вздернули Конана на ноги и погнали сквозь деревья; им все время приходилось поднимать его, потому что веревки, связавшие ему ноги, запутывались в корнях или траве, и он падал.
Наконец перед ними отодвинули в сторону занавес и Конана втолкнули в помещение, сложенное из камня. Оно было освещено факелами, торчащими в ржавых гнездах. Огромный очаг занимал длину целой стены. Над потрескивающим огнем покачивался огромный котел. Одеяла на окнах — вернее, узких бойницах — не позволяли свету вырываться наружу, в лес. Десяток человек — пестрая шайка головорезов — сидели на лавках перёд простыми деревянными столами, пили вино из глиняных кружек и жадно хлебали дымящееся варево из деревянных мисок.
Карела поднялась, когда люди, одолевшие Конана, заволокли его в помещение и громко обвинили в пролитии крови и нанесении увечий. Ее темная кожаная куртка, которую она носила поверх своих узких брюк из бледно-серого шелка и красных сапог с высокими голенищами, была застегнута доверху, но не скрывала очертаний ее тяжелой груди. На поясе, затянутом на бедрах, висела кривая сабля.
— Стало быть, ты еще глупее, чем я думала, киммериец. Ты все-таки вынудишь убить тебя.
— Бронзовая фигурка, Карела, — сказал он настойчиво. — Ты не должна ее продавать! Они хотят...
— Заставить его замолчать! — фыркнула она.
— ...вернуть с ее помощью Аль-Киира! — удалось ему выкрикнуть, прежде чем дубина ударила его по затылку и перед его глазами расплылась чернота.
Глава семнадцатая
“Вот идиот”, — думала Карела, глядя на киммерийца, неподвижно лежащего на полу. Неужели его мужское самомнение настолько велико, что он полагал, будто ему достаточно приехать сюда — и взять статуэтку? Она знала, что он горд и что для гордости у него есть все основания. Он один, вооруженный одним только мечом...
Проклятье, киммериец больше не тот, кто украл у нее часть ее “я” и забрал с собой. Она представляла его себе таким, каким увидела впервые: вор, одиночка, вооруженный только своим разумом и силой руки и меча. Теперь он командует отрядом, и его люди — это она вынуждена была нехотя признать — были куда более опасной сворой, чем те псы, что шли за ней.
— Он был один? — осведомилась она. — Если вы притащили на хвосте его Вольный Отряд, я пущу ваши шкуры на сапоги!
— Никого не видали, — проворчал Теньо. — Стало быть, никого и не было.
Это был маленький человечек с узким лицом и острым носом, странно похожий на енота. Он со злостью выплюнул раскрошенный зуб в ладонь и поглядел на него мрачно.
— Я за то, чтобы сразу его зарезать! Несколько других разбойников, перевязывающих друг другу сломанные ребра и ножевые раны, ворча, согласились с ним.
Марусса, заморанец Карелы, показал кинжал, зажатый между длинными гибкими пальцами.
— Для начала разбудим его. Он выглядит сильным и долго еще покричит, прежде чем замолчать навеки.
Тут же разбойники взревели, перекрикивая друг друга, наперебой предлагая разные пытки.
— Нет, убьем немедленно! Он чересчур опасен!
— Он всего лишь человек! Снимем с него кожу, и вот увидите, будет орать, как любой другой.
— Ты не был с нами там и не знаешь, что это за дикарь!
— Он порезал меня до кости, а Агориосу сломал руку, хотя мы висели на нем вдесятером.
— Молчать, вы! — загремела Карела.
Люди перестали спорить и повернулись к ней.
— Здесь решаю я, кто умрет, и я говорю: не он! Еще нет, по меньшей мере! Кто-нибудь из шелудивых псов хочет возразить? Марш по своим клеткам!
Она положила ладонь на рукоять сабли, и угрожающий огонек запылал в ее зеленых глазах. Один за другим отводили они от нее взгляды, бормотали и отступали назад, снова принимались пить или заниматься своими ранами. Джамаран, огромный, наголо обритый кушит с плечами шире, чем у Конана, и толстыми пальцами, сверкнул на нее глазами последний. Его лицо было искажено от ярости, а рана на разбитой щеке свидетельствовала о близком знакомстве с могучими кулаками Конана.
— Ну, Джамаран? — спросила Карела. Она знала, что он рвется главенствовать в банде, но знала также и то, что он мечтает попасть в ее постель.
В свою очередь, он не подозревал, что его самые тайные мысли ей известны. Он находил, что место женщины — где угодно, только не во главе группы мужчин. Рано или поздно, ей придется показать ему, как он ошибается, — или убить его.
— Ты зашел уже так далеко, что отказываешь мне в праве решать?
Удивление отразилось на его лице, но его быстро сменила насмешливая улыбка.
— Еще нет, — проворчал он. — Я скажу тебе, когда это произойдет, моя рыжеволосая милашка.
Его взгляд прошелся по ее фигуре, лаская ее, затем он повернулся с легкостью, странной для такого большого человека, и прошел к столу, где схватил полную кружку и выпил вино, откинув голову.
Карела дрожала от возмущения, неподвижно глядя на его широкую спину. Он никогда еще не держался так откровенно. Да, ей, наверное, придется убить его. Но сейчас этого делать пока нельзя. При теперешнем настроении ее людей это было бы слишком рискованно. Как бы неохотно она от этого ни отказывалась, но один неверный шаг мог уничтожить все, чего она добивалась. С рычанием она сняла ладонь с сабли.
Здесь все не так, как было в Заморе, думала она со злостью. Тогда никто из ее банды не отваживался противоречить ее слову или, еще хуже, смотреть на нее как на женщину. Это все Конан! Это его вина! Он изменил ее каким-то образом — она даже не поняла как. Он сделал ее другой, и это ей было неприятно. В тот материал, из которого она была скроена, он вплел несколько нитей слабости, и иногда другие мужчины чувствуют это.