— Можете мне о них рассказать?
— Что ж, расскажу, глядишь, помогу вам с повышением, — подмигнула дама и пошире распахнула дверь, чтобы пропустить меня в квартиру.
Ее жилище разительно отличалось от квартиры Светловых. Везде царил образцовый порядок: люстры блестели, скатерти были накрахмалены, из кухни приятно пахло выпечкой. Мы устроились в просторной гостиной у окна. Виталина Аркадьевна поставила на круглый столик две чашки с блюдцами — на вид антикварные — и удалилась в кухню, откуда вскоре принесла изящный чайник чая из того же сервиза.
— У вас очень красиво, — произнесла я, разглядывая картины на стенах.
— В отличие от Веронички-то, конечно, — усмехнулась та. — Стараюсь, пока силы есть. Да и у Светловых хорошо было, пока Валюша с Павлом были живы. Что бы вы хотели о них узнать?
— В первую очередь что случилось с мамой Вероники? Она действительно покончила с собой?
— Что ж, начну издалека, — сказала женщина и сложила руки на коленях. — С Валюшей у нас разница, как у Людмилы с Еленой — четыре года. Как она за Павла вышла замуж и сюда въехала, мы и подружились. Муж мой покойный, летчик, в постоянных командировках. Ее профессор целыми днями в институте. Вот мы и сошлись. Когда Ника родилась, я, бывало, с ней оставалась: своих детей у нас с мужем не случилось, поэтому я была рада иногда примерить на себя роль матери. Только Павел это не очень поощрял. Он считал, что Валентина должна со всем сама управляться: и с огромной квартирой, и с ребенком.
— То есть отношения у них были не самые теплые?
— Что же, он любил ее очень, только уж больно хотел при себе держать все время: работать запрещал, подруг не жаловал, а уж друзей тем более. Еще бы: тридцать лет разницы, шутка ли. Кто же знал, что он ее на десяток лет переживет?
— Расскажите, как именно она умерла?
— Примерно за год до смерти она от меня отдалилась. На лестнице поздоровается, но в гости не поднимется. Я-то сама к ним старалась не ходить: Павел этого не любил. Думала, это он ее против меня настроил: не только с подругами, но и с соседями общаться запретил. Ну а в мае день рождения у нее был, я купила букет, торт, пошла поздравить Валю. Она дверь отрыла и уставилась на меня: мол, что за цветы и подарки?
— Вы перепутали день? — предположила я.
— Нет, я-то все помнила, а вот она забыла. Про свой день рождения забыла, представляете? — вскинула руки Виталина Аркадьевна. — В дом она меня пускать не хотела, но я настояла. Вот тогда я и сообразила, что что-то не ладно.
— Почему? — поинтересовалась я.
— Павел порядок во всем любил, Валечка всегда старалась его поддерживать. А тут смотрю: обувь в коридоре разбросана, на кухонном столе жирные пятна, посуда в мойке лежит грязная. Не подумайте, не то чтобы она запустила дом, но было видно, что не справляется.
— Как думаете, почему?
— Ребенок взрослел, много сил отнимал, а муж требовал все больше. Сама она мне об этом не говорила, разумеется, но я-то ее хорошо знала.
— Не хватало времени?
— Сил не хватало, милочка, и, похоже, моральных. Ее бы к специалисту направить да лечение назначить, но разве Павел позволил бы?
— Думаете, у нее была депрессия?
— Я не специалист, но очень на то похоже. В общем, вышла я тогда от нее в полном недоумении, стала думать, как помочь подруге, да не успела.
— Как это случилось?
— Через пару дней после нашей встречи ее бездыханную нашли на асфальте под окнами.
— Версию об убийстве тогда не рассматривали?
— Она записку оставила. Да и не было с ней в тот день никого, кроме дочки. Дверь изнутри заперта, Павел в институте был — у него алиби; в общем, свернули расследование, так толком и не начав.
— А что было в записке, она написала что-то о причинах?
— Нет, просила у дочери прощения, и все.
— Как думаете, Вероника ее простила?
— Думаю, нет, — покачала головой соседка. — Ни мать, ни отца.
— Она считает его виновным в ее гибели?
— Она считает его виновным в том, что ее собственная жизнь пошла под откос. Когда Вали не стало, Павел решил, что будет сам ребенка воспитывать. Валюшиных родителей он к внучке и при жизни жены особо не подпускал, а тут и подавно. Мне тоже за все время пару раз доверил, когда уж совсем деваться некуда было.
— Как же он один справлялся с первоклассницей?
— А никак, росла она самой себе предоставленной. Павел, конечно, планы строил, что она по его стопам пойдет, будет историком, местечко ей у себя на факультете готовил. А она в десятом классе забеременела, будто ему назло. Нике жилось с ним несладко, вот и расплачивается до сих пор.