Прохожий с наслаждением слушал старуху — ее слова казались ему небесной музыкой.
— Великий Боже!.. Наконец мне послано утешение за все мои страдания! — прошептал Егор Никофоров.
Он встал и поклонился старухе.
— Один последний вопрос — как ее зовут?
— Ее зовут Татьяной.
— Татьяной!.. — воскликнул он и провел рукою по лбу… — О, не удивляйся, бабушка, если я опять заплачу… У меня тоже была дочь, которую звали Татьяной.
— Ничего, ничего, старина, как поплачешь — легче делается…
— Прощенья просим…
— А как тебя зовут?..
— Меня… Иваном…
Егор Никифоров пошел снова по улице поселка, вышел за него и направился к половинке.
Ни Харитон Спиридонович Безымянных, тоже уже очень состарившийся, ни кухарка прииска Алена Матвеева не узнали в зашедшем варнаке убийцу Ильяшевича. Последняя дала ему поесть, не расспрашивая, как было в обычае на половинке, кто он и откуда.
Егор Никофоров расплатился на половинке частью денег, данных ему Татьяною Петровной.
С половинки он направился в тайгу, которую знал вдоль и поперек, и забрался в самую чащу. Он сел там под раскидистой елью и снова заплакал.
«Значит, это я видел свою дочь… Я говорил с ней… Я слышал ее чудный голос! — думал он. — И этот ангел мой ребенок, ребенок Арины… Иннокентий Антипович сдержал свое слово, он не покинул сироту… Он заставил Петра Иннокентьевича сделаться ей приемным отцом… Они скрыли от нее имена ее родителей, они окутали тайной ее рождение… Это доброе дело… Я не могу ей открыться… Это значило бы сказать ей: твой отец Егор Никифоров — убийца, каторжник, твой отец — я. Нет, лучше умереть, чем причинить ей такое горе… Умереть… но ведь Егор Никифоров и так умер… Остался нищий Иван…»
Он тяжело вздохнул.
«Я поселюсь здесь поблизости… Я буду видеть ее… У меня всегда будет перед глазами крыша высокого дома, под которой живет моя дочь… Я устрою себе землянку здесь, в лесу…»
XXIV
Обновляющаяся Сибирь
Время, к которому относится наш рассказ, было для всей Сибири временем переходным. Обновленное, хотя и не новое, как в остальной России, судопроизводство внесло некоторый свет в мрак дореформенных порядков, царивших в этой «стране золота» почти вплоть до последнего времени; осуществлявшийся уже проект сибирской железной дороги должен был связать это классическое «золотое дно» с центральной Россией, и страна, при одном имени которой казначеи и кассиры последней формации ощущали трепет сердец, должна была перестать быть страной изгнания, а, напротив, своими природными богатствами наводнить центральную Россию.
Таковы радужные мечты «реформаторов Сибири». Осуществятся ли они — это вопрос недалекого будущего.
Старожилы Сибири качают весьма красноречиво своими седыми головами, слушая россказни о затеях и планах кабинетных петербургских реформаторов далекой и почти неведомой окраины.
Современное состояние края подтверждает эти сомнения старожилов и знатоков Сибири, так как прозвище «золотого дна» и представление о неисчислимых богатствах края остались со времен Ермака Тимофеевича и, переходя из уст в уста, от поколения к поколению, удержались в представлении современников лишь по давности — никто из говоривших о Сибири громкие хвалебные речи не потрудился проверить, что сделали с этим «золотым дном», с этими «богатствами» жизнь и хищнические инстинкты людей, а, между тем, эти два, всегда идущие рука об руку фактора, за время от момента присоединения этого, почти безлюдного, края России до наших дней сделали очень многое. Золотое дно оказалось почти исчерпанным, а «неисчислимые богатства» давно отошли в область преданий.
Не так думали, конечно, приезжающие «навозники», как зло и метко окрестили исконные сибиряки лиц, приезжающих «из России». Они ехали, конечно, с надеждой найти это «золотое дно» и «неисчислимые богатства», запустить в них властную руку и не одной пригоршней черпать из них личное благосостояние, а когда убедились, что «дно» стало очень мелко и богатства можно перечислить по пальцам, то, конечно, тщательно скрывали это от непосвященных, стараясь захватить хотя ничтожные остатки, которых на их век, по их эгоистическому рассуждению, хватит. Такова в коротких словах печальная история расхищения Сибири…
Борис Иванович Сабиров, гражданский инженер, молодой человек лет двадцати двух, красивый шатен, с выразительным лицом, один из первых прибыл за «бугры», то есть за Уральские горы, на разведку сибирской железнодорожной линии. Сабирову это было, впрочем, нетрудно, так как он только что недавно, по окончании курса, был назначен на какое-то место при екатеринбургско-тюменской железной дороге, этой «паровой черепахе», как называют ее местные остряки, и уже оттуда командирован далее в Восточную Сибирь.