Таня вышла исполнить приказание старика. Марья Петровна встала с колен.
— Я угадываю, отец, что ты хочешь делать…
— И ты согласна, что я должен это сделать?
— Да, отец, тебе будет легче, если ты снимешь незаслуженную вину с Егора Никифорова, но позволь мне уйти.
— Иди, дочь не должна слышать исповеди своего отца… Иди в комнату Иннокентия…
Марья Петровна вышла.
Вошла Таня и, сев за письменный стол, приготовилась писать.
Старые слуги дома, в числе пяти человек, вошли вслед за ней в кабинет Толстых. Среди них был и Егор Никифоров, которого Таня встретила в кухне и позвала к Петру Иннокентьевичу.
— Он умирает, он умирает… — в ужасе шепнула ему молодая девушка.
Толстых начал говорить хриплым, слабым голосом.
— Здравствуйте, друзья мои, я рад вас видеть… Часы мои сочтены…
— Господь с вами, Петр Иннокентьевич, зачем помирать, еще поживите на доброе здоровье… — заговорили они почти все разом.
— Выслушайте меня! — продолжал больной. — Мне дорога каждая минута… Я желал бы, чтобы весь мир присутствовал теперь здесь и слышал бы мою исповедь. Вас шестеро, и я прошу каждого из вас, чтобы вы рассказывали всем, что услышите от меня.
Егор Никифоров вздрогнул. Остальные все переглянулись. Татьяна Петровна сделала было движение, как бы желая помешать говорить старику, но сдержалась и осталась сидеть с пером в руке у письменного стола. Толстых продолжал:
— Вы все помните мою дочь…
— Да, да, Марью Петровну… еще бы!.. — воскликнули слуги.
— Я был относительно нее дурной, жестокий отец… За один ее поступок я выгнал ее из дому и проклял ее.
Слуги опустили головы.
— Теперь вы знаете, почему Марья Толстых так внезапно исчезла… Но это не все… Слушайте дальше, — продолжал старик. — Около двадцати пяти лет тому назад, летом, на проселочной дороге близ высокого дома был убит из ружья молодой человек… Пиши, Таня…
— Мы припоминаем это…
— Этот молодой человек пришел на свидание с моей дочерью Марией Толстых — он был ее любовником.
Все присутствующие были поражены и затаили дыхание.
— Полиция стала искать убийцу… Арестовали одного честного, доброго малого… Вы все знали его… Это был Егор Никифоров — муж Арины… Он был осужден в каторжные работы… Где он теперь находится, я не знаю… Быть может, уже умер… Но слушайте… Он был невинен…
Среди слушателей пронесся шепот удивления.
— Все улики были против него, но все же он легко мог оправдать себя одним словом, но он этого не сделал, он не произнес этого слова… Он позволил себя осудить, потому что знал настоящего преступника и хотел его спасти…
Он остановился перевел дух, а затем продолжал твердым голосом:
— Виновником же смерти молодого человека, виновником смерти Бориса Ильяшевича, его убийцей был я — Петр Толстых…
Наступило гробовое молчание.
— Написала, Таня? — спросил старик после некоторой паузы.
— Да! — сквозь слезы отвечала молодая девушка, растроганная всей этой сценою.
Он встал, с помощью слуг подошел к письменному столу и, сев на уступленное ему Татьяной Петровной место, твердым, ровным почерком подписал написанную молодой девушкой его исповедь.
Затем силы его вдруг оставили.
— На постель… — чуть слышно прошептал он.
Его довели до кровати. Он лег, и вдруг с ним сделались судороги. Лицо его почернело, глаза закатились.
Слуги один за другим удалились, оставив в кабинете одного Егора Никифорова.
Умирающий собрал, видимо, последние силы и приподнялся на кровати. Он весь дрожал.
— Я ничего не вижу, не вижу! — закричал он не своим голосом. — А тут… в груди… лед… Я умираю, умираю… Иннокентий… И… нокентий… Они не едут… Борис… Я не могу собрать свои силы… Таня, Таня! Позови дочь мою… Марию…
Татьяна Петровна быстро выбежала из кабинета и через несколько минут возвратилась в сопровождении Марьи Петровны.
При виде своего отца в таком положении, она дико вскрикнула и, судорожно обвив его голову обеими руками, прижала к своей груди.
— Мария… ты… прощаешь… меня… И ты… также, Таня?.. Вы обе плачете, значит — да!.. Любите друг друга, не расставайтесь и будьте… счастливы… Я сделал много зла… но Господь видит мое раскаяние… Он, милосердный, простит меня… Я много выстрадал… Если бы мне только дождаться Иннокентия и Бориса… Если бы мне знать наверное, что Егор Никифоров жив…