— На по-мо-ощь! — едва слышно донеслось из темноты.
Вокруг замелькали десятки фонариков, послышался плеск воды, возгласы.
Вдоль каменной замшелой стены, унизанной большими чугунными кольцами, почти повисли на тяжёлых цепях полуживые люди. Им не было счета.
— Мы военнопленные… — с трудом говорил живой скелет, прикованный цепью к железному кольцу в стене. — Тысячи уже здесь погибли…
— Сюда, скорее! — размахивая фонариком над головой, звал солдат Папаша.
— Помогите, братцы… — молили узники подземелья.
Сквозь холодную зловонную жижу люди с трудом двигались на зов, высоко держа над водой автоматы.
— Мы не уйдём, будем светить, да, Юра? — спросил Петрик.
— Конечно…
Несколько дружных, крепких рук рванули короткую цепь, к которой был прикован пленный солдат. Щебёнка и песок посыпались из гнезда у железного кольца, вделанного в стену.
— Ещё раз, братцы! Дружне-ей! — скомандовал Папаша. — Дружней!
— Я вам посвечу, — сказал Петрик, обгоняя Папашу, который нёс сразу двух узников. Видно, в царящем шуме «сердитый бородач» не узнал голос Петрика и хрипло крикнул в ответ:
— Свети под ноги, товарищ!
Уже во дворе, разглядев своего помощника, Папаша не стал его прогонять домой. Он протянул мальчику флягу и попросил его напоить освобождённых узников водой. А сам снова бросился в подземелье.
Олесь, Медведь и Йоська суетились, расстилая на траве шинели.
Какой-то черноглазый боец-пехотинец, достав из вещевого мешка полотенце, принялся было растирать посиневшее тело извлечённого из подземелья человека, но, повернув его на бок, вдруг вскрикнул:
— Ай, шайтаны! Что сделали! На спине звезда вырезали! Ну, держись, фашист! Пощады не будет от Ослан Урбабаева!
— Старик, а выдержал, — тихо проронил молодой солдат с калённым румянцем на щеках. — Побелел весь, чистый снег…
— Старик, говоришь?.. — слабо улыбнулся заросший седой бородой человек. — Мне ж и тридцать ещё не стукнуло…
— Ты не волнуйся, браток, лежи, лежи! — заботливо уложил его обратно на шинель пехотинец.
Юра принёс ещё одного узника с железным кольцом и цепью на шее.
— Сержант, — обратился к Юре рослый сибиряк, — ты тут побудь, а мы в подвалы. Товарищи отдайте мальчикам свои фляги, они будут тут за санитаров.
— Там ломы нужны, чтобы цепи рвать! — крикнул Юра.
— Ничего, моя лопатка и за топор, и за лом сойдёт, — надевая на шею автомат, отозвался скуластый красноармеец с узкими поблёскивающими глазами.
Олесь и Медведь побежали искать доктора.
Освобождённые пленные были так слабы, что не могли отогнать с лица муху, не то что взять в руки флягу. И Юра с Петриком и Йоськой ухаживали за ними.
— Хлеба, сынок… — простонал беззубый, с трясущимся лицом человек.
— Сейчас, дяденька, — успокоил его Петрик и побежал к Юре.
— На вот, развяжи мой вещмешок, — сказал Юра, — там есть сухари и сахар. Размочи в воде.
Петрик наскоро размял сухарь в кружке с водой, бросил туда сахар, размешал.
— Кушайте, дяденька, — бережно поднёс он кружку к воспалённым губам голодного.
— Спасибо, хлопчик.
После двух глотков дяденька вдруг тяжко затрясся в кашле.
— Покалечили, покалечили они меня, ироды… Ты, сынок, адрес запомни… напишешь… жене, детям…
— Вы ещё поправитесь, дядя, а немцам-фашистам уже навеки капут будет! Мы вас…
Сирена санитарного автобуса оборвала на полуслове Петрика. Из автобуса на ходу выпрыгнули Олесь и Медведь.
На плечи Петрика и Йоськи легли чьи-то большие крепкие руки.
— Молодцы! — похвалил майор медицинской службы. — Выходит, вы тут оказали первую помощь.
Майор был необыкновенно высок, широк в плечах, от чего стоящая рядом с ним худенькая девушка в белом халате казалась маленькой девочкой.
Из машины вынесли несколько носилок, и санитары, мужчины и девушки, начали укладывать на них мокрых полуживых людей.
— В какой госпиталь их повезут? — спросил Юра молоденькую санитарку.
— Недалеко, сразу за главной почтой, — охотно ответила девушка.
— Спит… — заметил майор, склоняясь над человеком, который так и не успел Петрику сказать адрес, куда надо было написать письмо.
К Юре подошёл мокрый до нитки Папаша.
— Пошли к танку, сынок…
Гул боя теперь доносился со стороны Княжьей горы. Изредка, по-воровски, проносились нал высокими зубчатыми стенами Цитадели немецкие юнкерсы, но, не достигая Подзамча, штопором падали вниз, подбитые советскими зенитками.