Особенно жестоко и долго бились на подступах к Княжьей горе, где гитлеровцы крепко окопались и, ведя круговой обстрел, низвергали лаву артиллерийского и миномётного огня. Они ни за что не давали прорваться советским частям к станции Подзамче.
Повстречав у пороховой башни Франека, Петрик и хлопцы неотступно шли за «Гвардией». И стоило на короткое мгновенье стихнуть бою, как, словно из под земли, возле танка появлялись мальчики.
Около костёла Марии Снежной Франек неожиданно предложил Юре выйти на Княжью гору через тайный подземный ход, о существовании которого гитлеровцы даже не подозревают.
— А что, идея подходящая, — оживился Папаша, — услышав предложение польского юноши.
— Мы вас поведём, — горячо заявил Петрик, — Только нужны факелы…
— Там очень скользко, — добавил Олесь.
— Ну, а если фрицы тоже разнюхали про этот подземный ход, и мы попадём в западню… — покусывая бороду, думал вслух Папаша.
— Да что вы, дяденька! — замахал руками Петрик. — Выход прямо в нашу пещеру, а она у нас знаменито замаскирована!
— Пулемёты там протащить можно?
— Вполне, — ответил Франек.
— Ему можно довериться, — поручился Юра.
— Что ж, сейчас доложу командиру. Вы тут постойте, ребята, хорошо?
— Добре, — деловито кивнул Петрик.
Папаша торопливо направился к группе офицеров, тихо обсуждавших что-то.
Мысль проникнуть на Княжью гору через подземный ход и с ошеломляющей внезапностью обрушиться на вражеские батареи всем пришлась по душе. Тут же была послана в разведку группа сапёров, которых повёл Франек. Через полтора часа они вернулись потные, забрызганные грязью, но порадовали, что мин нигде не обнаружили, путь безопасен.
Когда стемнело, в неровном лунном свете, сливаясь с темнотой, к костёлу Ивана Крестителя бесшумно подошли две роты советских пулемётчиков.
— Ух, ты! — обрадовался Медведь. — Держись теперь, немец-перец-колбаса!
Петрик явно боялся, что его и хлопцев не возьмут в качестве проводников. Зря что ли послали в разведку Франека, а не кого-нибудь из них? А потому, подружившись с бородатым автоматчиком, которого танкисты называли Папашей, Петрик старался всё время вертеться у него перед глазами, понимая, что все уважают бородача, и стоит тому замолвить словцо, их возьмут с собой.
Наконец, потеряв всякую солидность, Петрик подёргал за рукав Папашу.
— Дяденька, вы скажите своим командирам, что мы вас поведём… Мы ж знаем, где каждая пушка зарыта…
— Расположение противника знаем, — с достоинством подсказал Олесь.
— А мне, хлопцы, приказано вас в шею гнать, — развёл руками Папаша.
Нет, нет, он это сказал без тени шутки, совершенно серьёзно!
— Гнать?! — изумлённо вытаращил глаза Йоська.
— Это своих-то в шею? — с негодованием спросил Олесь. — Да мы…
— Служба, знаете, нельзя мне приказа не выполнять. Давайте, ребятки, по домам, а?
— Неправильный приказ! — бесстрашно и прямо заявил Петрик. — Мы ж нашу гору — во! — как свои пять пальцев знаем. Каждую норочку покажем, где фрицы притаились…
Говоря по правде. Папаше полюбились эти непокорные, отважные львовские мальчишки. Их непреклонность и мужество внушали солдату невольное уважение, как, впрочем, и всему экипажу танка «Гвардия».
— Попробую похлопотать за вас перед начальством, — посулил бородач и отошёл от мальчиков.
Они стояли в крайнем волнении, ожидая решения своей участи. И когда Папаша вернулся, сказав, что их возьмут с собой, трудно описать ту безмерную радость, сменившую беспокойство мальчиков.
Но уже совсем стемнело, а никто не трогался с места.
Йоська высказал предположение, что, скорее всего, выжидают, когда гитлеровцы уснут. Вот тогда их и возьмут без единого выстрела, как сонных мух. Незачем на них патроны расходовать.
— Тоже мудрец, — усмехнулся Олесь. — Так они тебе и улеглись спать возле орудий.
И долго ещё мальчики тихо переговаривались, сидя на ступеньках костёла.
Петрик нервничал: ведь летние ночи так коротки, а чтобы выбраться с пулемётами на гору через подземный ход, надо около часа, не меньше…
Однако вскоре раздалась команда.
— Пошли, — сказал подбежавший Франек.
Под каменными сводами тайного хода мерцали сотни электрических фонариков, и теперь уже мальчикам совсем не было страшно, как тогда, когда приходилось пробираться здесь одним, а позже с Франеком, который сам лично хотел убедиться, куда ведёт этот ход.
Петрик насчитал шестьсот семьдесят ступенек, когда Папаша, тяжело дыша и утирая катящийся по лицу пот, спросил: