— Не сбились, правильно идём?
— Конечно, дяденька! Тут всё время вверх, вверх и только прямо, другой дороги нет.
— Стоп! — глухо прошелестело по цепи.
Дышать стало легче, и вскоре в довольно большой амбразуре показались звёзды. Ночной ветерок освежал взмокшие тела солдат, вытаскивающих пулемёты на террасу около пещеры.
— Мы теперь сзади от самой главной ихней батареи, — сообщил Олесь, дрожа от возбуждения. — Это та батарея, дяденька, что ратушу обстреливала.
Первую группу пулемётчиков и автоматчиков, увешанных гранатами, повели к каменному льву Франек и Юра.
Петрик же пополз впереди второй группы солдат, которые несли на руках пулемёты, отрезая пути возможного отхода гитлеровцев к Песчаной горе.
А Медведь и Йоська, обогнув слева пещеру, осторожно раздвигая кусты, напряжённо всматриваясь в темноту, вели Папашу и его автоматчиков к зениткам, замаскированным в чаще кустов.
И вдруг, подобно смерчу, советские воины обрушились на гитлеровцев, меньше всего ожидавших появления неприятеля под самым носом. То здесь то там вспыхивали гигантские столбы огня, и вскоре запылала вся северная часть Княжьей горы, обращённая к станции Подзамче.
Яростное и громкое «урр-ра!» заглушило длинные и частые очереди немецких автоматов, вопли, взрывы. Но так же внезапно, как всё это началось, всё и стихло. Княжья гора — последний оплот гитлеровцев во Львове — была взята.
Медленно гасли в синеве неба звёзды, когда Петрик, словно по безмолвному уговору, бежал назад к пещере. Ещё издали он узнал Франека, стоявшего у обрыва. И когда их разделяли всего лишь несколько метров, вдруг из чащи кустов выскочил гитлеровец в каске и бросился на Франека, замахнувшись прикладом автомата.
— Стой! Назад! — крикнул невооружённый Петрик.
Момент был до того острым, что только чудо могло спасти Франека от верной гибели. И это чудо, как показалось Петрику, свершилось: автоматная очередь навечно пригвоздила к земле гитлеровца.
Петрик оглянулся.
— Юра!
На едва побелевшем небе ещё лучисто вспыхивали звёзды, а предрассвётный ветерок уже торопливо будил сонную листву. И вот над вершиной Княжьей горы, сперва розоватыми, затем огнисто-красными полосами, заалел восток и вдруг загорелся, словно расплавленным золотом. Исчезли звёзды, как бы растаяв, а лес на склонах горы наполнили звонкие птичьи голоса.
Мальчики увидели недалеко от себя Папашу, окружённого автоматчиками. Он стоял на бугорке, могучий, как старый луб во главе молодой поросли, и чему-то широко улыбался, поглаживая бороду.
— Какое чудесное утро… — мечтательно прошептал Юра.
Подошли Олесь, Йоська. Следом показался Медведь, волоча трофейный пулемёт.
— Ха-ха! Глядите, хлопцы, фриц утикал и сапог потерял!
С этими словами Олесь брезгливо взялся за край голенища тяжёлого кованного сапога и швырнул его с обрыва вниз.
— Катись в свою Неметчину!
Повернув голову, Олесь увидел своих друзей, склонившихся к траве в том самом месте, где только что был найден сапог.
— Вы чего там разглядываете? — подбегая, спросил Олесь, не сразу заметив, что в чуть примятой росистой траве, на тоненьком стебельке, подняв серебристо-белую головку, раскачивался цветок, словно хотел сказать: «Доброе утро, друзья! Смотрите, всходит солнце! А я бы мог его больше никогда. Никогда не увидеть! Задохнуться под чёрным, тяжёлым сапогом…»
— И как он уцелел, этот цветок? — с гордым удивлением Юра поднял на мальчиков свои большие добрые глаза.
А вокруг уже расцветало солнечное утро первого мирного дня в освобождённом городе.
