— Не жалей ни о чем, Ивонна. Не тебе, моя бедная милочка, приносить себя в жертву… Коинос спасет моего Лео…
Ксаверия тихо убаюкивала сестру, повторяя разбитым голосом:
— Нет, нет, Ивонна, не отчаивайся. Ты не могла знать… Коинос спасет его… О! если бы я не надеялась на это, я давно бы умерла, потому что у меня нет больше сил…
Обе сестры, углубившись в широкое кресло, сидели спиной к открытой двери. А на пороге этой двери некоторое время стоял высокий силуэт: это был Оксус, молчаливый и неподвижный. Он хотел посмотреть на девушку, за которую Алкеус пошел на смерть… И там, стоя сначала в соседней комнате, а потом на пороге этой, он узнал об окончательной измене Коиноса… Измене, последствий которой он теперь не в состоянии был избежать. Правда, он мог убить Коиноса, прекратив ток радиомотора, но тем же ударом он убивал и Алкеуса. Значит надо было предоставить обоих их собственной судьбе.
Но слова двух девушек удивили его еще более, чем раздражали.
Гениальный Оксус вооружился против всех сил человеческих земли и Марса; но он забыл вооружить своих XV против слабости женщины. Оксус предчувствовал, что XV могут быть побеждены нежными девушками, которых он привез сюда для удовольствия мужчин. Эти пятнадцать девушек должны были служить рабынями капризов XV-ти и начать население Марса потомками его победителей. Но теперь, благодаря этим девушкам, Алкеус пошел на смерть, Коинос на измену; и если Сэнт-Клер был теперь в дороге на Марс, — то тоже только благодаря им.
Оксус спрашивал себя, не должен ли он вместе с Алкеусом и Коиносом убить и пятнадцать девушек. Теперь особенно важно уберечь оставшихся тринадцать от опасности любви.
Но может быть уже слишком поздно? Может и эти уже сделались жертвами своих пленниц, как Алкеус и Коинос?
А Ксаверия и Ивонна и не подозревали присутствия Оксуса, который удалился, чтобы созвать совет XV-ти.
В это время Алкеус и Коинос, как болиды, неслись в междупланетном пространстве со скоростью трехсот тысяч километров в час. Первый, чтобы убить Никталопа и погибнуть вместе с ним. Второй, чтобы спасти его.
III
На земле
— Что должно произойти сегодня? — спросил Сэнт-Клер Нормана.
Бретон ответил:
— Мы не ответим.
Но Норман, бросив нежный взгляд на Максимилиана, который напоминал ему его сына, пробормотал не без колебания:
— Вы сами понимаете, мы не должны отвечать…
Никталоп не смутился этим ответом. Как проницательный психолог, он заметил взгляд, которым обласкал Норман Максимилиана и понял глубокий смысл слов «мы не должны».
Поэтому совершенно спокойно и мирно, почти улыбаясь, он вытащил из ранца пакет с табаком и стал крутить папиросу, говоря:
— Друзья мои, ясно, что то, что должно произойти сегодня, ставит наши четыре жизни в опасность. Вы, я вижу, приносите свои жизни в жертву. Почему бы и нам с Максом не сделать того же?
И повернувшись к молодому человеку, он сказал:
— Макс, я думаю, что если мы сейчас же не уйдем отсюда, то мы живыми не выйдем. Что касается меня лично, то я себя чувствую превосходно и намерен выкурить здесь с дюжину папирос… Поэтому я не двинусь с места… А ты?
— Я остаюсь с вами! — просто сказал Макс, слегка побледнев.
И вот произошло не то, что предполагал Оксус, а то, что должно было произойти по закону природы, которая дает большинству людей чувствительное сердце.
В пять часов с половиной Бретон делал вид, что спит лежа связанным на кровати; тогда Норман придвинулся к Максу и сказал ему на ухо:
— Убирайся мальчик! И беги скорее… Уже немного поздно!..
Макс покачал головой и улыбнулся, встретив ободряющий взгляд Сэнт-Клера.
В шесть часов сорок пять минут Норман выпрямился и открыл рот…
— Изменник! — прошипел Бретон, который не спал и все видел.
Норман упал на подушки. На лбу его выступил пот, глаза блуждали. Никталоп с живым интересом следил за этой трагической борьбой, оставаясь, по-видимому, совершенно спокойным и куря папиросу за папиросой.
Вдруг раздался ясный звон, повторившийся семь раз.
— Нет! нет! — закричал Норман, вскакивая. — Нет! Я не хочу, чтобы мальчик умер!
Несмотря на связанные ноги, он быстро вскочил с кровати и холодно, почти грубо, сказал Сэнт-Клеру:
— Развяжите меня!
— Изменник! — закричал Бретон.
Он уже был свободен. Сэнт-Клер поспешно, тремя ударами ножа, разрезал связывавшие Нормана веревки.
Тотчас же механик с криком бросился в машинный зал.
Прошло пять минут.