— Браво! — крикнул Бонтан. — Значит есть же здесь живые существа.
— Мерляк, — спросил Сэнт-Клер, — вы не видели дверей по ту сторону башен?
— Нет, начальник.
— В таком случае, друзья мои, надо найти способ проникнуть туда.
— У меня есть способ! — вскричал Тори.
— Какой?
— Срубить самое толстое и самое высокое дерево; обрубить ветки, оставив концы их у ствола так, чтобы можно было по ним взойти на башню. В этом странном краю все предметы так легки, что не трудно будет это сделать, затем приставить дерево к стене, как лестницу.
— Принято! — сказал Сэнт-Клер.
Когда после долгих усилий дерево было срублено и прочно укреплено в яме, по стволу его поднялись на башню все участники экспедиции.
II
Совет XV-ти
Пока Алкеус и Коинос неслись на встречу Сэнт-Клеру, Оксус размышлял, осведомлялся, спрашивал, наблюдал…
Тут он открыл то, чего никогда раньше и не предполагал: он открыл, что в сердцах этих людей жило не одно только честолюбивое желание побеждать; что у них было и другое желание, детское желание быть любимым, обожаемым молодыми девушками-пленницами.
Только один из его учеников, казалось, не поддался общему влечению. Его звали Киппер… Это был худой, нервный человек, среднего роста, англо-саксонской расы, сухой, подвижный и холодный, как стальное лезвие. Ему могло быть лет около сорока. Это был математик-инженер.
Судьба предоставила этому Кипперу веселую, прелестную, Фелиси Жоливе, жизнерадостную парижанку, которая за несколько дней перед похищением была избрана королевой королев, по старому парижскому обычаю.
Киппер сделал себе из нее служанку, не на черные работы, конечно, так как для этой цели у XV-ти было много невольников африканских негров.
На обязанности Фелиси лежало содержать в педантической аккуратности рабочий; кабинет и библиотеку ее господина, чистить, набивать и зажигать его трубку, качать гамак, в котором Киппер имел обыкновение лежать, занимаясь сложными математическими выкладками.
И когда Оксус осторожно стал его расспрашивать, Киппер ответил:
— Моя пленница удовлетворяет меня в достаточной степени.
— Она так же красива, как и другие? — промолвил небрежно Оксус.
— Красива? Я не видал других и никогда не присматривался к Фелиси.
И Киппер удивленно посмотрел на учителя.
— Я хотел сказать, — продолжал удовлетворенный Оксус, — что иногда женщина имеет внешнюю прелесть, которая приятно поражает глаз мужчины…
— Фелиси опрятна, покорна и молчалива, — сказал сухо Киппер, — это все, что я от нее требую.
Киппер ни разу не пропустил случая осмотреть наблюдательные посты Марса, где перед аппаратами негры-невольники были готовы каждую минуту поднять тревогу.
Один в своем рабочем кабинете Оксус видел, что игла на радио-автоматическом указателе все стоит на 150, показывая этим, что станция в Конго посылает свои волны максимального напряжения.
Вдруг размышления Оксуса были прерваны сильным звоном.
Старик вздрогнул, поднял голову и посмотрел на фонографический павильон, откуда послышался голос:
— Алло! алло!.. Учитель, в районе нашего наблюдательного поста появился радиоплан, направление от земли, скорость максимальная…
Облокотившись на стол, Оксус держался обеими руками за голову.
— Кто это? Алкеус? Коинос или Сэнт-Клер?.. Абсолютная неизвестность.
Через три дня после предупреждения, Оксус находился на террасе своего дома в тот час, когда должен был прибыть загадочный радиоплан… Оксус был вооружен электро-зеркалом, ужасным переносным прибором, который выделял электрический ток такой интенсивности, что убивал на значительном расстоянии…
Радиоплан показался в небе, озаренном кровавым отблеском заката.
Он опустился на террасе дома Коиноса, и из него вышел хозяин этого дома.
Вновь прибывший низко поклонился Оксусу и скрылся в отверстии лестницы, ведущей в дом.
Две минуты спустя, Оксус, сидя за рабочим столом, между картами земли и Марса, принял Коиноса.
Коинос стоял посреди комнаты спокойный, в своей естественной позе.
— Говори, — сказал учитель, — что случилось?
— Алкеус умер…
— Каким образом?
— Я следовал за ним, я видел.
Коинос лгал, но он потерял счет своей лжи.
— Радиоплан его столкнулся с радиопланом, шедшим с Земли, и погиб в пламени…
Оксус даже не вздрогнул. Его бледное лицо было все так же невозмутимо, взор все так же светел, холоден и строг…