— Да, начальник.
— Вели его подвести. Мы едем.
— Надолго?
— Туда и назад, конечно… Четыре дня самое большое… но если бы я опоздал, будьте осторожны! Где Норман?
— Он спит… Теперь моя очередь сторожить!
— Хорошо! Убери радиатор, опусти дома под землю. Мы не одни на свете пользуемся аэропланами, у них на службе тоже дирижабль Бордо-Тимбукту… А я опасаюсь Никталопа!..
— Как? — воскликнул его собеседник, не будучи в состоянии скрыть изумления. — Г-н Сэнт-Клер знает что-нибудь?
— Он все отгадал! Неосторожность Гамма принесла свои плоды. И он вполне заслужил двенадцать пуль, которые пронзили его грудь… Ну, иди, скорее моноплан!..
Коинос продолжал говорить сам с собою:
— Я этого боялся! Никталоп силен, я его знаю! Он один достаточно исследовал эти края, чтобы открыть пункт радиомотора. Все должно быть уничтожено, прежде чем он будет здесь… Потому что он может сесть на дирижабль Бордо-Тимбукту, который выходит из Бордо 9-го и 20-го числа каждого месяца, и продолжить путь из Тимбукту на аэроплане. Ах, если бы я мог возвратиться на Марс сейчас же… Но надо слушаться Оксуса, необходимо повидать Бастьена… Кроме того, по правде говоря, я рад, что могу помериться силами с Никтолопом. Он меня некогда победил на почве географических исследований. Я буду гордиться перед самим собой тем, что, в свою очередь, могу победить его на более опасном поприще… Я взял уже у него Ксаверию. Дело идет о том, чтобы ее сохранить, потому что этот дьявольский человек способен придти оспаривать ее у меня даже на Марсе. По счастью, кроме этих двух механиков, никто в Мире не знает об изобретении радиопланов. На этот раз, благодаря Оксусу, я буду сильнее. Все дело в том, чтобы помешать Никталопу прибыть сюда прежде, чем я сам окончательно не буду на острове Аржире.
Этот монолог Коиноса был прерван появлением на террасе чего-то вроде белой птицы, которая грациозно опустилась в нескольких шагах от Коиноса. Это был аэроплан, похожий на Блерио, на котором этот знаменитый авиатор перелетел Ла-Манш. Но мотор был совершенно иной, потому что XV изобрели электрический мотор малого веса, который поглощал электричество из окружающего воздуха.
Человек, встретивший предводителя, соскочил с сидения. Сидение было двойное. Альфа, который до тех пор не произнес ни слова, молча уселся; Коинос сел около него, взялся одной рукой за руль, другой за рычаг поворота.
— Уведи радиоплан и сейчас же исполни мои приказания.
— Будьте спокойны, начальник. До вашего возвращения на эспланаде ничего не будет; Норман и я выйдем только на ваш зов.
— Хорошо!
Коинос нажал ногой педаль… Аэроплан покатился на трех колесиках, его подвижные крылья затрепетали, он поднялся на воздух и понесся вперед… Через две минуты он исчез за деревьями девственных лесов, по направлению к северо-западу.
8 октября, в четыре часа утра, буфет на вокзале в Бордо, пустой с полуночи, наполнился вдруг путешественниками, прибывшими к поезду на Баионну. Громкие голоса путешественников, шум и свист локомотивов, скрип багажных тележек — все это сливалось в один однообразный гул. Сутолока у касс была страшная…
В то время, когда волна путешественников начала прибывать, в зал вошел человек, в фуражке туриста, надвинутой на глаза, с поднятым воротником. Он уселся в самый темный угол к маленькому столику, на котором дымился стакан кофе. Нервно мешая ложечкой в стакане, он внимательно осматривал всех входивших. Вдруг его маленькие, быстрые глаза заблестели, он перестал мешать кофе и сделал быстрый жест левой рукой.
В ту же минуту какой-то путешественник отделился от толпы и пошел прямо к уединенному столику.
Человек, который ждал, встал, протянул руку подошедшему и тихо сказал:
— Да хранит вас Бог, начальник. Здравствуйте, Коинос!
— Начальник силен! Здравствуйте, Бастьен! Я совсем промерз. Дайте мне немного вашего кофе и идем. Мы переговорим на тротуаре.
— Пейте!
Коинос взял стакан из рук того, кого называл Бастьеном и кто в Париже был секретарем г. Санглие, начальника полиции. Он быстро сделал несколько глотков и отдал стакан Бастьену, который опорожнил его до конца. За кофе было заплачено заранее, что позволило обоим сообщникам сейчас же выйти.
Выйдя на тротуар, они прошли в тень, остановились в амбразуре наглухо забитой двери и здесь, убедившись, что никто не мог их услышать, сказали в одно слово:
— Здесь нам будет хорошо.
— Бастьен, — сказал путешественник, — ваша телеграмма меня обеспокоила. Я ее получил третьего дня из Леопольдвилля по беспроволочному телеграфу. Я сейчас же прибыл, сделав в 27 часов 5400 километров, разделяющих Космополис от Бордо.