И они пустились в дискуссию о достоинствах квашеной телячьей головы по сравнению с телячьими потрохами.
— Лучшая приманка для раков — это потроха, — утверждал Массерон. — Из-за гадюк в этом году люди избегают ходить к реке, и раки расплодились как никогда! Я всегда держу в глубине сада кусочек протухшего мяса, и как только выпадает свободная минута…
— Я слышал, — понизил голос мсье Робьон, — что при ловле раков используются наркотические вещества?
— Точно. К приманке примешивают кое-какие средства, которые буквально опьяняют все, что плавает. Конечно, вам бы лучше поговорить с химиком… — Он потащил адвоката в глубь магазина. — Я знаю некоторых рыбаков, которые за соответствующую сумму, — он подмигнул, — достают одно болеутоляющее средство, из которого они делают такое… Но больше я вам ничего не скажу.
Четверть часа спустя Франсуа спросил у отца:
— Ты, наверное, имел в виду того несчастного? А что, его отравили одной из таких смесей?
— Да замолчи ты, дурачок!
Но от Франсуа не так просто было отделаться.
— Надо было мне послушаться маму и оставить тебя в Париже!
Но постепенно адвокат разговорился.
— У него был бинокль, понимаешь? Нельзя об этом забывать. Он упал не от головокружения, а от удара дубиной, и произошло это в тот момент, когда он за чем — то наблюдал. Раз уж тебя это так интересует, скажу, что самое трудное — собрать воедино внешне вроде бы не связанные между собой события. На самом деле между ними есть связь; я наткнулся на нее случайно, исходя из того, что в партизанском отряде Густу был предатель. Пока я еще не знаю, какое отношение события 1944 года имеют к убийству незнакомца с биноклем, но ручаюсь, что связь есть! Предстоящее вскрытие даст ответ на вопрос, как умер этот человек. Я подозреваю, что осмотр тела был произведен на скорую руку. Судебные медики ведь тоже страдают от жары! Но только, Франсуа, прошу тебя, не забывай, что у меня нет никаких полномочий заниматься этим делом. Единственное, что я могу, это дать совет кому-то из местных специалистов. У меня есть кое-какой опыт, и до настоящего времени к моим советам прислушивались. Но и только. И учти — ты ничего об этом не знаешь, я тебе решительно ничего не рассказываю! Я просто занимаюсь от нечего делать историческими исследованиями на тему партизанского движения в Рюйне, а тебя это мало интересует. Зато ты страшно увлечен рыбной ловлей. Ты меня понял?
— Понял, папа.
— А теперь пойдем поедим. Надеюсь, что все эти истории не лишили тебя аппетита!
Они сели за столик около окна, выходящего на улицу, здесь шум голосов был не таким надоедливым. Сегодня, из-за гадюки, заползшей в магазин, разговоры в ресторане были особенно громкими. Господин Робьон остановил проходившего официанта.
— Что это с ними со всеми сегодня?
— Как, вы не знаете? В супермаркете полно гадюк! Его даже пришлось закрыть. Представляете? И это в разгар сезона! Сегодня утром гостиницу покинули пятеро постояльцев. Если так пойдет дальше, это будет катастрофа!
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Что же тут поделаешь? Полевые мыши забираются в дома, потому что им нечего есть: все посевы выжжены солнцем. А за ними идут змеи: они ведь съедают по мыши, а то и по две в день. Я не говорю об ужах!..
— А кому принадлежит эта гостиница?
— Мсье Малэгу! И не только эта. Гостиница «Франция» и ресторан «У источников» тоже его… Извините меня… — Он обернулся к соседнему столику. — Да-да, ваш цыпленок уже жарится. — И, нагнувшись к уху адвоката, тихо добавил: — Все боятся. Клиенты в панике. Но ведь это не наша вина, правда?
Мсье Робьон подождал, пока официант отойдет, и только потом возобновил разговор.
— Я думал о твоей идее насчет вражды между местными Монтекки и Капулетти; я имею в виду, конечно, Вилладье и Малэгов. Это не так уж глупо! Копни поглубже — и сразу возвращаешься к трагедии в Рюйне. Мне кажется, что именно с тех пор они особенно ненавидят друг друга. И я знаю, что человек, который был убит, искал встречи с Малэгом. Возможно, он должен был что-то ему передать… Разумеется, все это только предположения. Я пытаюсь распутать клубок, где все нити крепко сплетены одна с другой, начиная с доноса, который до сих пор отравляет жизнь этому краю. Как я жалею, что ввязался в это дело! Я чувствую, что на нас уже косо смотрят…
— И на меня тоже?! — воскликнул Франсуа.
— Вполне возможно. Я уверен, что местные жители были бы весьма рады, если бы мы уехали побыстрее. Они готовы принимать туристов, но не терпят, когда чужие суют нос в их дела.
В этот момент к ним подошел официант и сказал что-то на ухо адвокату, который вытирал рот салфеткой.