— Апостолова… Апостолова… Было что-то такое, было… Но сколько лет! Подробности, пожалуй, не вспомню… — Козуб задумался и вдруг прищурился и спросил, саркастически взглянув на подполковника: — А почему это вас волнует, земляк?
Вместо ответа Коваль задал новый вопрос:
— В ваших протоколах допросов упоминаются Ванда Гороховская, матрос-черноморец Арсений Лаврик, атаман банды под названием «Комитет «Не горюй!» Гущак.
— Матросика я, Дмитрий Иванович, припоминаю. Жаль его было. Жертва времени. Парень молодой, глупенький. Влюбился, оставил пост ночью и проворонил грабителей. Его трибунал расстрелял за измену революции. А девушку эту… не помню фамилии…
— Гороховская, — повторил Коваль.
— Да, может быть. Ее мы в конце концов выпустили. Она ничего не знала, не видела и никакого отношения к этой истории не имела. Да какого, извините, лешего ворошить вам все это? — засмеялся Козуб. — На пенсию собираетесь, что ли? Историю милиции хотите написать?
— Нет, Иван Платонович, на пенсию не уйду, пока меня «не уйдут». — Проницательный человек мог бы услышать в голосе Коваля оттенок грусти. — Дело в том, Иван Платонович, — медленно, словно раздумывая, говорить или нет, — добавил он, — в том, что вышеупомянутый Гущак снова появился на горизонте. Он не погиб, а сбежал за границу. Жил в Канаде. А сейчас вернулся на родину.
— Гущак — говорите? — Глаза юрисконсульта загорелись, шея вытянулась. — Жив? Инте-ре-сно! Значит, живой… Вон как!.. Сколько же ему сейчас лет? За семьдесят, пожалуй? Ну и ну! Никогда бы не подумал. Теперь понятно, зачем вы старое дело подняли… А с Гущаком и я хотел бы познакомиться. Хоть одним глазком взглянуть. Тогда не удалось, так теперь бы посмотреть на этого неуловимого. Познакомите?
— Не смогу, — Коваль пристально следил за выражением лица юрисконсульта. — К сожалению, не смогу, — повторил он. — Гущака уже нет в живых.
— То есть как?! Вы же сказали — вернулся.
— Вот так и получилось, Иван Платонович. Словно бы вернулся человек, чтобы здесь, на родине, погибнуть. Несколько дней назад под электричку попал.
И Коваль принялся рассматривать стоявшую на столе серебряную статуэтку дискобола, как бы между прочим бросая взгляды на Козуба.
Юрисконсульт сказал после небольшой паузы:
— Да-а… Не повезло старику… Но мне его не жаль… Кто знает, сколько жизней на его совести. А ограбление банка? Нет, значит, родная земля не простила… Зачем он вам? Собственно говоря, даже не он, а его останки? Кому нужен этот обломок старого мира? Да и срок давности, уважаемый Дмитрий Иванович…
Ковалю вспомнились рассуждения Субботы, и он подумал, что, на первый взгляд, и следователь, и Козуб правы.
— Нас не сам Гущак интересует, а то, что было связано с ним. Ценности-то и до сих пор не найдены. А что касается срока давности, то ни одно уголовное дело не считается законченным, пока преступление не раскрыто. И время от времени к нему возвращаются. Это вы должны знать.
— А украденные ценности давным-давно прахом пошли во всяких Канадах.
— Трудно сказать… — задумчиво произнес Коваль. — Это еще требуется доказать.
— Если так, то вам не с архивов следует начинать, а искать знакомых Гущака. К кому он приехал, с кем здесь имел дело? Архивы мало помогут. Даже биографию атамана по старым протоколам не установите. По ним на кого выйдете? — неожиданно засмеялся юрисконсульт. — На меня да на Решетняка, то есть только на работников карательных органов, которые вели дело об ограблении. Командир резервного батальона Воронов, который уничтожил банду Гущака, давно умер. Ну, еще бывшая девица, а ныне старуха Гороховская, если она жива, которая и тогда-то ничего не знала, а сейчас и это позабыла. Об Апостолове еще прочтете, а его тоже давно нет на свете.
— Есть данные, что в решении Гущака вернуться на родину значительную роль сыграла не одна только ностальгия.
— Вам, конечно, виднее. Возможно, он и действительно здесь что-то оставил и теперь вернулся, чтобы забрать, — не мог не согласиться Козуб. — А есть у него здесь какие-нибудь родственники, друзья? Или, может быть, у Апостолова наследники есть, дети, например, и Гущак пожаловал к ним?
— После того, как ограбил их отца?
— Вспоминаю, у меня складывалось впечатление, что это была одна компания, одна банда. Очень, очень возможно, что в этой истории замешаны и наследники Апостолова. Да, да… Но, ей-богу, архивы не помогут, только время потратите. Об окружении атамана «Комитета «Не горюй!» в них тоже ничего не найдете. Банда Гущака была под корень уничтожена на хуторе неподалеку от Полтавы. Кто-то сообщил в милицию, что Гущак находится там, и наши ночью атаковали бандитов. И только потом мы узнали, что именно эта банда ограбила банк и вывезла из него ценности. Но было поздно — все, кто знали, где тайник, погибли. Кстати, вспоминаю, в том бою был ранен и Решетняк.
— А теперь и с Гущаком не сможем поговорить, — вздохнул Коваль. — Вот и приходится, Иван Платонович, обращаться к архивам. Единственный источник, если не считать воспоминаний. Без архивов на нынешних знакомых Гущака не выйти. Я надеюсь с помощью старых документов выяснить, почему человек, который наконец-то вернулся на родину, вдруг, ни с того ни с сего бросается под поезд. И — не остались ли все-таки на нашей земле награбленные ценности? Вряд ли Гущаку удалось их вывезти за границу, — судя по всему, обстановка для этого была совсем не благоприятной.
— Вы полагаете, это самоубийство? Или просто несчастный случай?
— Экспертиза не дала еще окончательного заключения.
— Трудно вам помочь, Дмитрий Иванович. И я бы лично — с дорогой душой, но… — Козуб пожал плечами. — Обратитесь-ка еще к профессору. Я ведь этим делом недолго занимался. Единственный человек, который мог бы что-то рассказать, — Андрей Гущак, а мы уже считали его погибшим, потому-то я розыск и следствие и приостановил. Все ведь думали, что атаман вместе со своими головорезами сгорел в сарае, который они сами подожгли, чтобы не сдаваться в плен. И концы, как говорится, в воду. А Решетняк дольше занимался этим делом, с самого начала. Досконально изучил жизнь Апостолова и его семьи, и, надо думать, так же и Гущака, и его окружения… Постойте, постойте! — неожиданно вскричал Козуб и встал. — Как же я забыл! Вы правы, земляк. Семья Апостолова! Конечно же Решетняк должен кое-что о ней знать: ведь его жена — дочь Апостолова… Не делайте, Дмитрий Иванович, большие глаза. Вспомнил: как раз за это и вычистили его из милиции!
Коваль тоже встал, прошелся по кабинету, с интересом глядя на юрисконсульта, лицо которого даже разрумянилось.
— Мне не очень удобно это рассказывать. Но скажу как коллеге, пусть между нами останется, жена его, то есть дочь Апостолова, в то время сбилась с пути. Ну, понятно: голод, нехватки, такой пассаж после роскошной жизни, психологическая истерия экзальтированной гимназистки, словом, на все махнула рукой. А благородный Решетняк ее из грязи вытащил, потом влюбился и, в конце концов, из-за нее-то и пострадал. Ну, пострадал или нет, а из милиции выгнали, и в деле Апостолова он оставил такой раскардаш, что при всем желании невозможно было разобраться. Потом он на этой Клаве женился.
Жена Решетняка — дочь Апостолова! Совершенно новая ситуация. Множество новых мыслей завертелось в голове у Коваля.
— А теперь, дорогой земляк, если с делами покончено, прошу ознакомиться с моей коллекцией. — И Козуб широким жестом обвел комнату, увешанную картинами и заставленную скульптурами. — А что касается розыска, то имейте в виду: я всегда к вашим услугам.
11
Где бы ни был, что бы ни делал Дмитрий Иванович Коваль, а родную Ворсклу всегда вспоминал с теплотой и нежностью.
Среди бесконечных дел и хлопот воспоминания эти словно ждали своего часа. И когда этот час наступал, достаточно было какой-нибудь малости, чтобы забытые картины сразу всплыли в памяти. Так всплывает на поверхность реки обросшая илом ветка, корень или какая-нибудь щепка, случайно попавшая на дно.