Он еще раз улыбнулся и, встав, преподнес статуэтку профессорше.
— Мне остается только просить прощения, Клавдия Павловна. Но сейчас я с величайшим наслаждением возвращаю эту чудесную статуэтку ее истинной владелице. Прошу принять во внимание смягчающие обстоятельства: я хранил это произведение искусства в течение многих лет, возил его во время войны в эвакуацию.
Клавдия Павловна скользнула взглядом по статуэтке, потом внимательно посмотрела на Козуба.
— Нет, нет, благодарю. Она принадлежит вам. Вы и действительно заслужили ее, храня столько лет. Кстати, еще неизвестно, в самом ли деле была она собственностью отца.
— Я тоже видела ее в особняке, — тихо сказала Гороховская.
Пришла очередь удивляться Козубу и Решетнякам. Они вообще не могли понять, зачем подполковник пригласил на их беседы женщину, которая никакого отношения к делу Гущака не имеет.
— Как же это вы видели? — спросила профессорша.
Ванда Леоновна покраснела:
— Зайдя в комнату.
— Но это ведь было ночью, — с недоверием произнесла Клавдия Павловна. — Как же вы могли что-нибудь видеть в полной темноте?
— А у Арсения, — ответила актриса дрожащим голосом, — была зажигалка. Разрешите мне на минутку, — обратилась она к юрисконсульту, протягивая вперед обе руки.
Козуб дал ей статуэтку, и старая женщина несколько секунд ощупывала и гладила ее пальцами так, как делают это слепые.
— Ну, если уж Клавдия Павловна отказывается, — сказал Козуб, — то с ее разрешения, а также с разрешения всего уважаемого общества во главе с Дмитрием Ивановичем я подарю эту статуэтку товарищу Гороховской. В знак уважения к ее таланту и в память о молодости.
Все одобрительно улыбнулись. А Коваля этот жест юрисконсульта насторожил. Ни оперативный работник, ни следователь не имеют права поддаваться симпатиям или антипатиям к тому или иному человеку, судьба которого зависит от результатов расследования, и, взяв себя в руки, он подавил в себе это чувство.
— Разрешите мне продолжить, — сказал он после того, как возбуждение улеглось. — Должен проинформировать: выяснив, что ценности давным-давно найдены и что в связи с этим гибель репатрианта Гущака приобретает иной характер, мы уже смогли кое-что установить. — Коваль сделал многозначительную паузу и медленно произнес: — Например, что среди присутствующих в этой комнате есть человек, причастный к убийству.
Коваль произнес эти слова совсем тихо, но они произвели впечатление разорвавшейся бомбы.
— То есть как вас понимать? — после длительной паузы выдавил из себя Решетняк, который, как и на прошлой встрече, был молчалив, сосредоточен и выглядел так, словно все время что-то вспоминал или обдумывал. — Да, да! Как вас понимать? — гневно повторил он, не дождавшись ответа подполковника.
— Понимать, как сказано, — заметил Коваль. — Убийца среди нас.
Каждый невольно оглянулся и по-новому посмотрел на лейтенанта милиции со шрамом на щеке, который недвижимо сидел в углу, словно ожидая приказа, и по-новому оценил его присутствие на встрече. Первой мыслью у каждого, конечно же кроме преступника, было: «Это не я». Эту мысль каждый охотно высказал бы, если бы не считал такую реакцию преждевременной и бестактной.
Следующей мыслью было: «А кто же?» Но на это пока никто еще не осмелился бы дать ответ. Все были поражены и молчали, бросая взгляды то на Коваля и лейтенанта, то друг на друга. Актриса дышала тяжело, словно поднималась в гору.
— Вы что же — всех подозреваете? — снова загремел Решетняк.
— Если говорить серьезно, дорогой Дмитрий Иванович, то это незаконно. Вы, конечно, пошутили, — произнес юрисконсульт доброжелательным тоном, с некоторым оттенком превосходства по отношению к своему явно заблуждающемуся коллеге по профессии и усмехнулся сразу всеми своими многочисленными и глубокими морщинами и морщинками. — Но не стоит так шутить.
— Упаси боже, я подозреваю не всех, — ответил Коваль. — Только одного-единственного человека. Хорошо помню и о презумпции невиновности[6]. Официальное обвинение будет выдвинуто позже и только против истинного убийцы.
Произнося эти слова, Коваль внимательно наблюдал за своими собеседниками. Подполковник пребывал сейчас в несколько нервозном состоянии, но радовался этому: обычно он именно так чувствовал себя перед самым разоблачением преступника. Из многолетнего опыта знал, что, когда у него от какого-то подсознательного упоения, словно на морозе, немеют кончики пальцев и внезапно покалывает сердце, значит, развязка близка.
После первой встречи в кабинете юрисконсульта, когда Коваль почувствовал легкое волнение и его мозг как бы начал обмениваться магнитными импульсами с кем-то из присутствующих, прошло несколько дней. Но теперь это чувство усилилось — теперь передавалось ему уже не волнение, а тревога убийцы. И, прощупывая взглядом всех, он в то же время мысленно обращался и к нему:
«Скрывайся, скрывайся, далеко не уйдешь. Я буду преследовать тебя, пока не настигну. Мы с тобой оба имеем дело с истиной. Только ты пытаешься утаить ее, а я ищу, чтобы все уразуметь, то есть разоблачить тебя. Каждый человек — искатель и творец: художник ищет и создает красоту, изобретатель — новые приспособления, старатель — золото, а я — преступников. И я настроен на тебя, как миноискатель на мину. Моя голова, мое сердце — все во мне настроено на тебя. Конечно, не очень-то приятно копаться в грязи. Но ведь кто-то же должен и этим заниматься. И я доведу свое дело до конца!»
А вслух подполковник Коваль сказал:
— Мне осталось уже немного, чтобы все доказать. Надеюсь, у этого человека хватит мужества признаться.
— Что же это получается, черт побери! — Вконец разгневанный профессор Решетняк вскочил и забегал по комнате мелкими шажками. — Убийца среди нас! Вы думаете, уважаемый, что говорите?! Да за такое можно и к ответственности привлечь! — Он остановился напротив Коваля, напряженно наклонив голову. — Мы и сами когда-то работали и знаем эти милицейские штучки-дрючки! Да, да! Кто же, по-вашему, убийца — Козуб или я? Больше некому. Или, может быть, вы с лейтенантом?!
— Вы еще не приняли во внимание двух дам, Алексей Иванович, — натужно улыбаясь, вставил юрисконсульт. — Клавдию Павловну и Ванду Леоновну.
Коваль поднял руки.
— Успокойтесь, пожалуйста. Я повторяю: убийца среди нас, но официального обвинения пока не выдвигаю. И тем, кто не виноват, обижаться не следует. Андрей Гущак оказал убийце сопротивление. Найдена пуговица с его куртки, вырванная «с мясом». Значит, убийца в этой борьбе тоже оставил на месте преступления какое-нибудь вещественное доказательство. Мне остается найти этот предмет, и тогда сразу все встанет на свое место.
От внимательного взгляда Коваля не ускользнуло, как юрисконсульт невольно провел рукою по борту своего белого полотняного пиджака, словно проверяя, все ли пуговицы на месте.
— Но ловлю вас на слове, Дмитрий Иванович, — спокойно, во всяком случае по сравнению с Решетняком, сказал Козуб. — В разговоре со мной и с Алексеем Ивановичем вы совершенно справедливо заметили, что в наши дни, в отличие от прошлого, не одни только вещественные доказательства разоблачают преступника. Очень важным является изучение его психологии, окружения, образа жизни. По оторванной пуговице преступника не найдешь. А вы, судя по вашему заявлению, только на нее и надеетесь!
Коваль чуть не заулыбался, несмотря на напряженность обстановки. Его предположение подтверждалось, о чем никто из присутствующих, в том числе и Андрейко, не догадывался.
— Совершенно верно, — ответил он юрисконсульту, — по одной только пуговице ничего не найдешь. Но если пришить эту пуговицу к психологии?! А? — Подполковник был очень доволен разговором. — Учтите, у репатрианта Гущака пуговицы были нестандартные. Канадские. — И Коваль, чувствуя, как все нарастают в нем импульсы, напоминающие о присутствии убийцы, вдруг ощутил легкий толчок, как от электрического разряда, — створки захлопнулись, охотник поймал опасного зверя. До предела возбужденные нервы могли не выдержать, и, чтобы дать себе разрядку, подполковник засмеялся — очень громко и неестественно. Этот его смех произвел неприятное впечатление на всех, даже на лейтенанта Андрейко, который все еще сидел с каменным лицом.
6
Презумпция невиновности — положение в праве, по которому подозреваемый считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в установленном законом порядке.