- Поверьте! - начала Леся, умоляюще складывая руки. - Я хорошо знаю Василия...
Коваль спросил:
- Днем на пляже он не говорил, что собирается поехать в Лесную?
- Нет.
- Поведение его было обычным? Может быть, вы что-нибудь заметили?
- Ничего такого.
- В прошлый раз вы говорили, что вечером он пришел к вам на свидание не просто сердитым, а разнервничавшимся. Не точнее ли было бы сказать "сам не свой"?
- Может быть. Не знаю.
- Прошу вас, - проникновенно, от всей души произнес Коваль, говорите мне только правду. Будьте со мною откровенны. Это необходимо для того, чтобы снять подозрение с вашего Василия. Сам он почему-то не хочет этого сделать и всячески уходит от разговора о тех сомнительных часах в городе.
- Да, он был очень возбужден, говорил невпопад, задумывался, не слушал, что говорю я. Мы чуть не поссорились в тот вечер...
- И гуляли недолго?
- Нет. В двенадцать я уже должна быть дома. Он проводил меня до дома - и все.
- И вы не спросили, почему он такой... скажем, невнимательный?
- Спрашивала, но он ничего не ответил.
- Вот видите, Леся, не все здесь так просто, как кажется. Значит, что-то случилось в тот вечер, что-то необычайное, может быть, даже непоправимое, о чем он не хотел с вами разговаривать. Не будет ведь человек так переживать только потому, что долго ждал свидания с любимой.
- Нет, нет! Он не мог сделать то, что вы думаете! - Девушка прижала ладони к щекам. - Я не верю вам! - Она вскочила с кресла. - Вы хотите его засудить!
- Не торопитесь с такими выводами, - успокоил Лесю подполковник. - Я сейчас просто кое-что уточняю. Для меня, например, важно, что вы вообще встретились в тот вечер. Ведь алиби после одиннадцати ему не нужно было, мог и не прийти на свидание после...
- Не произносите этого слова! - перебила Леся. - Не надо, пожалуйста! Я найду людей, которые его видели...
Коваль взял девушку за руку и снова усадил ее в кресло.
- Наверное, иголку в стоге сена легче найти. Мы ищем, ищем все это время, - добавил он после паузы. - Но пока, к сожалению, безуспешно.
Леся зло посмотрела на него. Неужели он хочет лишить ее последней надежды?
- Вот так, - Коваль сочувственно взглянул на девушку. - Все-таки советую вам поехать куда-нибудь отдохнуть. Каникулы пройдут - пожалеете. А мы тем временем все выясним. - Он поднялся.
- До свиданья, - сухо сказала Леся.
Коваль снял трубку и позвонил часовому, чтобы он пропустил гражданку Скорик, которая сейчас выходит от него.
- И не стойте больше у входа. Если вам нужно будет увидеться со мной, позвоните по внутреннему телефону, который рядом с часовым, и я скажу, чтобы вас пропустили.
Он проводил девушку до двери.
6
Коваль зашел к следователю, когда тот заканчивал разговор с матерью Василия Гущака.
Перед Субботой сидела средних лет худощавая женщина, одетая, несмотря на жару, в темное платье с закрытым воротником. На глазах ее, оттененных глубокими синими кругами, блестели слезы.
По-видимому, Валентин Суббота не очень-то верил ее словам, потому что, когда подполковник открыл дверь, она в отчаянии прижимала руки ко впалой груди.
- Клянусь! - восклицала она сквозь слезы.
- И вы всегда уничтожаете бумажки, которые находите в кармане сына? не без иронии спросил следователь, бросая короткий взгляд на подполковника.
- Я подумала, что это использованный билет и, конечно, ненужный... не отнимая рук от груди, объясняла женщина.
- И всегда рвете использованные билеты на такие вот малюсенькие кусочки, что наши криминалисты еле смогли собрать их? - уже с нескрываемой издевкой продолжал Суббота.
Ковалю не понравилось, как разговаривает следователь с матерью Василия. Он молча сел на стул в углу комнаты. Женщина на один только миг обернулась, когда он вошел, и, вероятно, тут же о нем и забыла. Все для нее, как в фокусе, сконцентрировалось сейчас в молодом, стройном следователе, который ненамного старше ее Василия, но в руках которого - их судьба, жизнь и смерть и который казался ей всемогущим и грозным.
- Механически как-то... Сама не знаю...
- На такие клочочки?
Женщина промолчала.
- Вы тревожитесь за судьбу сына... - понимающе произнес Суббота. Естественно, вы - мать. - И в голосе следователя зазвучало такое искреннее уважение не только к самому понятию "мать", но и к этой вконец напуганной и переволновавшейся женщине, похожей на подстреленную птицу, что Коваль готов был простить ему ту насмешливость и высокомерную снисходительность, которыми он только что ее донимал. - Но не думайте, - интонация голоса Субботы стала назидательной, - что, пытаясь утаить истину, вы этим помогаете сыну... Вы вредите ему! - Здесь Суббота сделал многозначительную паузу. - Истина! Только она может стать единственным неопровержимым доказательством невиновности вашего сына, его непричастности к убийству, в которой вы так глубоко убеждены. Итак, это правда, что именно вы разорвали билет?
Женщина снова прижала руки к груди и закивала.
- А почему вам так захотелось уничтожить этот билет? Чего вы испугались?
Она заплакала. В конце концов, сквозь слезы вырвалось у нее, что какой-то непонятный страх охватил ее и она стала шарить по карманам куртки Василия.
- Той куртки, в которой он ездил в Лесную вместе с Андреем Гущаком?
Она кивнула. Признание было чистосердечно, и Суббота так же, как и подполковник, понял это. Он спросил, уточняя:
- У вас появился страх за сына?
Она вытерла глаза уже влажным носовым платком.
- Конечно, за сына, а за кого же?!
Суббота быстро записывал ее слова.
- Вы боялись, что это он что-то мог сделать деду?
- Нет, нет! - решительно возразила женщина.
- Простите, я неточно выразился. Вы, очевидно, боялись, что о нем могут подумать, якобы это сделал он?
Женщина утвердительно кивнула.