На его плане - примитивном, но довольно точном рисунке, изображавшем на линованной бумаге пути, полосу гравия, кусты и тросы семафора, - было помечено место, где нашли труп Гущака, лежавший не на рельсах, а возле них, и отдельно - отрезанная левая рука, отброшенная то ли колесами, то ли потоком воздуха почти к самой платформе.
Рассматривая рисунок, подполковник попросил следователя еще раз рассказать, на что он обратил внимание, по свежим следам ознакомившись с ситуацией, и вообще, каковы были его первые впечатления.
Суббота повторил все, что уже сообщал раньше об осмотре места преступления, о попытках найти сохранившиеся следы на тропинке, идущей вдоль пути, о том, какие предметы были найдены на самом месте и вокруг него: окурки, обгрызенный карандаш, расписание движения электропоездов на летний период.
Лейтенант Андрейко собрал все эти мелочи, но он, Суббота, полагает, что как вещественные доказательства они теперь непригодны, поскольку не увязываются ни с одной из возможных версий, а тем более - с основной и по существу единственно реальной - убийца Василий Гущак.
- А не могли ли принять участие в убийстве несколько человек? - вслух подумал Коваль.
Молодого следователя немного задел бесстрастный тон, которым подполковник задал этот вопрос. Не мог не заметить Суббота и того, как держался Коваль вообще. У него был вид человека, который настолько разомлел от жары, что осматривает место убийства полусонными глазами и думает о чем-то, совершенно не относящемся к делу. Скорее всего - о том, как бы отдохнуть в тени деревьев.
Но Суббота даже и намеком не выдал своих ощущений. В конце-то концов, возглавляет следствие работник прокуратуры, а оперативная группа Коваля орган всего-навсего вспомогательный.
- Не думаю, товарищ подполковник, - сдержанно возразил он. Во-первых, старику хватило бы одного толчка такого крепкого парня, как его внук, во-вторых, у "канадца" не было ни знакомых, ни родственников, кроме Василия и его матери, в-третьих, машинист электропоезда номер семьсот три, под колеса которого попал Гущак, видел только двоих мужчин, шедших по тропинке вдоль колеи. Он дал предупреждающий гудок, и оба отошли от рельсов.
- А не мог ли он ошибиться? Что, если шел только один человек?
- Дмитрий Иванович! На первом вагоне электрички - такой мощный прожектор!
- А тени?
- Нет, нет, - покачал головою Суббота, удивляясь, как подполковник не понимает элементарных вещей. - В таком случае он мог ошибиться в противоположную сторону - скажем, вместо двоих увидеть четверых.
- Меня очень удивляет, что кому-то потребовалось убить престарелого человека.
- Смерть причину находит, - сказал Суббота. - Я думаю, Дмитрий Иванович, дело ясное.
- Вы машиниста сами допрашивали?
- Ваш лейтенант Андрейко.
- Не помнит ли он роста этих людей? Молодой Гущак немного выше деда.
- В протоколе так и записано с его слов: один повыше, крепкого телосложения. Но машинист видел их всего лишь несколько секунд.
- Вы не собирались провести следственный эксперимент?
- Какой, Дмитрий Иванович?
- Воссоздать обстановку того вечера, когда было совершено убийство, и показать машинисту несколько пар людей на той же тропинке. В одну из этих пар включить молодого Гущака...
- На такой эксперимент необходимо получить специальное разрешение от железнодорожного начальства. Через десять минут после семьсот третьего здесь проходит пассажирский. Именно тот, машинист которого заметил труп и остановил состав, не доехав до него метров двадцать.
- Что ж, надо такое разрешение получить. - И, проницательно взглянув на молодого следователя, Коваль добавил: - Колесом отхватило только руку, и после того, как наступила смерть. Так считает экспертиза. Она говорит о прижизненной травме Гущака, которая была еще до того, как он попал под колеса. А разве такого рода травма, тот же синяк на голове или кровоподтек на виске, не могут оказаться следствием удара о рельс или о камень? Смотрите, какой здесь крупный и заостренный гравий и щебень, да и большие камни попадаются. - Подполковник толкнул ногой изрядный кусок щебня. - Шел человек, споткнулся, ударился, а тут поезд... Эксперт так и не ответил на вопрос прямо: насильственная смерть или несчастный случай.
- Совершенно ясно, что это убийство, Дмитрий Иванович, - сказал Суббота, а сам подумал: "Словно экзаменует меня!" - Окончательное подтверждение может дать только следствие. У него для этого достаточно аргументов, и экспертиза - главнейший из них.
- А вы попробуйте еще раз запросить экспертизу и потребуйте прямого ответа. В частности, об орудии убийства. Экспертиза ведь обходит это важное обстоятельство.
- Об этом я и сам думал, - вынужден был согласиться Суббота.
Толкнув Коваля и Субботу воздушной волной, рядом с ними проскочила электричка. Подполковник внимательно смотрел вниз, под колеса. Когда пыль, поднятая прошедшим поездом, осела, он принялся ходить вдоль колеи взад и вперед, словно совсем забыв о следователе.
И вдруг резко обернулся.
- Где тут можно напиться, Валентин Николаевич? Жарища-то какая!
"Это, кажется, единственное, что его сейчас волнует", - сердито подумал Суббота, чувствуя, впрочем, что и сам изнемогает от жары, особенно ощутимой вблизи просмоленных, разогретых солнцем шпал, которые слезились черными каплями и источали тяжелый дегтярный дух.
- Наверно, на станции...
- Пойдемте. - И подполковник, повернувшись спиной к месту убийства, неторопливо зашагал к станционным строениям.
Суббота покорно побрел следом за ним.
- А если, вспомнив о соображении по поводу тени человека, которого выхватывает из темноты прожектор, мы все-таки предположим, что Гущак был один, а "вторым" была его тень? Что скажете на это, Валентин Николаевич? спросил Коваль, оборачиваясь к следователю.
Суббота ответил не сразу. Кажется, подполковник берет под сомнение не только заключение судмедэксперта, но и всю его работу.
- Не думаю, - произнес он наконец. - Можно, конечно, еще раз допросить машиниста. Но вряд ли удастся опровергнуть заключение о прижизненном ударе по голове. Именно - ударе! Кто же ударил старика, если он был "один"? Кто убийца? В таком случае искомая неизвестная величина вообще становится объектом фантастики, а не реальности.