Выбравшись из палатки на рассвете, Полина вспомнила сон. Да и сон ли это был? Музыка, услышанная на грани яви, пробудила память предков, что дремала в ней, ожидая своего часа. Лишь только Полина напела слова, легко пришедшие на ум, как над ухом тонко, как флейта, запел ветер. Чтобы не разбудить до времени силы, дремавшие веками, она замолчала.
Утром испортилась погода. Небо заволокло серыми тучами, непрестанно сыпал мелкий, колючий снег. Кодар не хотел открывать свои тайны. Седловину перевала закрыл густой туман. Подъём становился всё круче. Сплошные каменные осыпи ещё больше усложняли путь. Несмотря на специальное одеяние, сырой, холодный ветер пронизывал до костей. Они шли, преодолевая склон за склоном, – конца дороге не было видно. Седловина перевала открылась внезапно. Серая стена тумана расступилась, и в разрывах облаков появилась пронзительная, бездонная синева, на фоне которой белоснежно сияли вершины гор. Путники стояли в немом восхищении перед буйством каменной стихии. Казалось, каменное море вздыбило в безумном шторме громадные волны с белыми гребнями и повсюду, куда достигал взгляд, непрерывной грядой шли каменные валы, прерываемые глубокими разрезами ущелий.
– Вот цель нашего похода, – показала рукой Полина на исполинскую вершину, похожую на гигантский зуб.
Они стояли, вслушиваясь в звенящую тишину. Природа застыла в ожидании. Силы, дремавшие тысячелетия, пробуждались от глубокого сна. Та, что посмела их разбудить, стояла у провала, отделявшего вершину от седловины перевала. Андерс слышал, как пробуждалась древняя магия. Её мощь поражала воображение. Страх подступал к сердцу при мысли, что они посмели потревожить подобное.
– Полина, – его рука протянулась к ней в желании предотвратить грядущее.
– Поздно, Андерс, – прошептала она пересохшими губами. – Отойди подальше.
Он шагнул в сторону, понимая, что она права. Воздух звенел от напряжения. Страшно было представить, что может натворить ураган, уже готовый сорваться с гор.
Жар нахлынул волной. Полина расстегнула молнию и скинула куртку. Древний обряд требовал полного соприкосновения со стихией.
Андерс зачарованно смотрел на неё. Распущенные волосы золотыми блестящими волнами закрывали наготу. Отрешённая от всего, Полина не мигая смотрела на сверкающую ослепительной белизной вершину, ждала одной ей известного мига. Наконец зазвучала музыка, та, что слышала она во сне. Ветер, живший в этом мире с начала его сотворения, отдавал симфонии то лучшее, что запомнил он, не умеющий забывать. Песню жаворонка в бескрайней весенней синеве и тревожный звук барабанов, сзывающих на битву. Ласковый шёпот листвы в закатных сумерках и торжествующий рокот грома во время летней грозы. Шорох замерзающих льдинок по берегам рек ранней зимой и звонкую песню мартовской капели. Полина заговорила на древнем языке, зачаровывая стихию. Её напевный голос вплетался в узор музыки, дополняя мелодию. В воздухе, покорном магии её слов, протянулись длинные прозрачные нити, они сплетались, образуя кружева ажурного моста. Невесомый, легче воздуха и прочнее стали, мост протянулся к вершине горы, похожей на гигантский зуб.
Андерс стоял в оцепенении, боясь потревожить её неловким движением, чувствуя мощь стихии, гудевшей от напряжения.
Полина, не отрывая глаз от видимой только ей точки, шагнула на созданный магией мост и пошла по едва видимой дорожке. У Андерса от страха за неё покалывало в кончиках пальцев рук. Полина плыла над миром. Её переполнял восторг и ощущение собственной силы, способной по желанию сдвинуть с места даже эти каменные волны, что вздыбились у неё под ногами. Страха не было, она знала, что её творение ничто не в силах разрушить. Стихия воздуха была подвластна ей.