— Мистер Макграт! — сказал он.
Энтони попытался подражать ему, насколько это было в его силах.
— Барон! — сказал он. Затем предложил ему кресло: — Прошу вас, садитесь. Кажется, я не имел удовольствия видеть вас раньше?
— Да, это так, — усаживаясь, согласился барон. — К моему сожалению, — добавил он вежливо.
— И к моему также, — в тон ему ответил Энтони.
— К делу давайте перейдем, — сказал барон. — Представляю я в Лондоне монархическую партию Герцословакии.
— И, уверяю вас, делаете это прекрасно, — пробормотал Энтони.
Принимая комплимент, барон кивнул.
— Вы слишком добры ко мне, — сказал он сухо. — Мистер Макграт, от вас не буду скрывать ничего. Время пришло восстановить монархию, которая пала с убийством светлой памяти Его Величества короля Николая IV.
— Аминь, — пробормотал Энтони. — Я слышал об этом.
— Занять должен трон Его Высочество князь Михаил, который поддержку британского правительства имеет.
— Великолепно! — воскликнул Энтони. — Очень любезно с вашей стороны рассказать мне об этом.
— Все уже готово, но тут являетесь вы и препятствуете! — Барон твердо смотрел в лицо Энтони.
— Дорогой барон!
— Да, да! Я знаю, что говорю. У вас находятся мемуары графа Стылптича! — Барон осуждающе глянул на Энтони.
— А если и так? Чем могут помешать мемуары графа Стылптича князю Михаилу?
— Они вызовут скандал!
— Это свойство всех мемуаров, — философски заметил Энтони.
— Секретов много знал он. Если откроется четверть из них хотя бы, в войну будет ввергнута Европа.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Энтони. — Неужели все так ужасно?
— Об Оболовиче дурная слава пойдет. Англичане настроены демократично так.
— Допускаю, — сказал Энтони, — что Оболович мог пошутить, может быть, слишком жестоко и кроваво. Но здесь, в Англии, люди вполне способны ожидать от балканцев чего-нибудь подобного. Не знаю почему, но это так.
— Вы не понимаете, — сказал барон. — Вы не понимаете ничего. И на замке мои уста, — вздохнул он.
— Чего вы, собственно, боитесь? — спросил Энтони.
— Пока мемуары не прочту, не знаю, — объяснил барон. — Но там что-то есть наверняка. Так нескромны великие дипломаты. Говорит поговорка: тележка с яблоками перевернется.
— Ну что вы! — сказал Энтони. — Я уверен, вам все видится в чересчур черном свете. Знаю я издателей — они садятся на рукописи и высиживают их, как яйца. Пройдет не меньше года, прежде чем рукопись будет опубликована.
— Молодой человек либо обманщик, либо простак. Все готово к тому, чтобы мемуары в воскресных газетах появились немедленно.
— Да ну! — Энтони начал сдавать позиции. — Но вы ведь можете все отрицать, — сказал он обнадеживающе.
Барон печально покачал головой:
— Нет-нет, глупости вы говорите. К делу перейдем. Тысячу фунтов вы должны получить, не так ли? Видите, у меня хорошая информация…
— Искренне поздравляю разведку монархистов!
— Предлагаю вам пятнадцать сотен.
Энтони с изумлением взглянул на собеседника и сочувственно помотал головой.
— Боюсь, что это невозможно, — сказал он с сожалением.
— Хорошо. Предлагаю две тысячи.
— Барон, вы меня искушаете! Но я еще раз говорю вам, что это невозможно.
— Тогда вашу цену назовите.
— Боюсь, вы не вполне меня поняли. Я искренне верю, что ваши намерения ангельски чисты и что мемуары могут помешать вам. Тем не менее я взялся передать их в издательство и должен сделать это. Я не могу себе позволить продаться противной стороне. Это совершенно невозможно.
Барон слушал очень внимательно и, когда Энтони закончил, несколько раз кивнул:
— Понимаю. Ваша честь английского джентльмена.
— Ну, сами мы называем это несколько иначе, — сказал Энтони, — но думаю, несмотря на разницу в словах, мы говорим об одном и том же.
Барон встал.
— Так как честь англичанина весьма уважаю я, — произнес он, — мы должны по-другому попробовать. Желаю вам доброго утра.
Он щелкнул каблуками, поклонился и вышел, держась необычайно прямо.
«Интересно, что он имел в виду, — раздумывал Энтони. — Угроза? Но старик Лоллипоп не вызывает у меня никаких опасений. Кстати, вот имечко! Барон Лоллипоп!»
Он зашагал по комнате, размышляя о своих дальнейших действиях. До истечения срока, назначенного для передачи рукописи в издательство, осталось чуть больше недели. Сегодня пятое октября. Энтони собирался передать ее в самый последний момент. По правде говоря, теперь ему очень захотелось прочитать эти мемуары. Он собирался сделать это еще на пароходе, но его свалила лихорадка, и не было никакого желания разбирать корявый почерк, ибо рукопись не была перепечатана на машинке. Теперь ему больше чем когда-либо хотелось узнать, из-за чего, собственно, разгорелись такие страсти.