Имелся в газете и грубый оттиск портрета грабителя. Его набросал вельможа, который застал Горностая у себя спальне, когда тот увлеченно потрошил сейф.
Горностай был закутан в плащ, на голове у него сидела набекрень шляпа, но вельможа сумел разглядеть, что перед ним — мужчина (уже кое-что!) с усами (могут быть и наклеенными) и оттопыренными ушами.
Для опознания маловато… Но я решила, что буду внимательно вглядываться во всех подозрительных личностей, которые мне попадутся. За поимку Горностая полагалась награда.
Третья заметка содержала вести, которые очень меня обрадовали. Военный корреспондент писал, что удалось найти оставшихся в живых солдат пятого батальона, уничтоженного при Кармаденне во время печально известной операции. Среди них был и лейтенант Морис, старый друг полковника, о котором он так горевал! Морис и десять солдат были в плену, велись переговоры об обмене пленными.
Интересно, видел ли эту заметку полковник? Если нет, привезу ее домой и покажу ему. Я аккуратно сложила газету в сумочку и поднялась, потому что в этот момент распахнулась дверь и в кабинет, как всегда, стремительно, вошел доктор Крамер в сопровождении долговязого молодого человека.
Мой наставник совсем не изменился за год, что мы не виделись. Разве что седины в бороде прибавилось, и сильнее стали щуриться глаза под стеклами очков. Но он был все так же деятелен и весел.
Он энергично расцеловал меня в обе щеки, обдав запахом карболки и табака, потряс за руки, потом внимательно вгляделся в мое лицо и отметил, что я стала бледной — и посоветовал ходить каждое утро на бойню, чтобы выпивать стакан бычьей крови натощак.
От его рецепта передернуло, однако я вежливо поблагодарила доктора. Я была рада его видеть. Он был первым, кто поверил в мой дар и хотел, чтобы я не прятала себя в глуши, а стала кем-то большим — училась в академии, повидала мир и попробовала оставить в нем свой след.
— Я привел по твоей просьбе того молодого человека, которого нанял фон Морунген, — доктор отступил и сделал широкий жест рукой. — Познакомьтесь, молодые люди! Майя Вайс. Майя, это Франц Фукс, студент последнего года. Он учится в Инженерной и Медицинской академии одновременно. Днем работает с наставником в механической мастерской, вечером со мной в госпитале, и потому он так худ и изможден. Прилежный и очень талантливый мальчик! Прошел годовую программу в три раза быстрее! Фон Морунген оплатил его учебу и уже через месяц Франц будет готов сменить тебя на твоем посту.
Уже через месяц! Я холодно кивнула Францу Фуксу. Прилежный ученик доктора и инженера мне не понравился. Талантливый студент походил на переросший картофельный росток. Блеклый, худосочный, с тонкими светлыми волосами.
Но при этом без меры самоуверенный. Задирает подбородок, смотрит на меня снисходительно, тонкогубый рот легко складывается в ироничную улыбку, а голубые глаза за толстенными стеклами очков бойкие, навыкате, и очень умные.
— У Франца чрезвычайно сильный дар, — доктор жестом пригласил всех сесть у стола. — Он не только легко видит эфирные поля и играет симпатическими связями, как талантливый скрипач на скрипке. Он может создавать материальную реплику предмета, пользуясь его энергетическим образом, как основой! Покажи, Франц, — доктор азартно придвинул Францу настольные часы. Доктор когда-то получил их в дар от богатого пациента — часы были с позолотой, сложным механизмом и календарем. Я хорошо знала их устройство — пришлось как-то разобрать и почистить их от пыли.
Франц выпрямился и пристально посмотрел на часы. Его лицо приняло отсутствующее выражение. Шли секунды, ничего не происходило. Но потом стрелки часов дрогнули, двинулись, поползли по циферблату, набирая скорость — и бешено понеслись, словно спешили нагнать убегающее время!
Часы жалобно звенели и потрескивали, доктор Крамер крякал от удовольствия и восклицал: «Это еще не все, нет! Смотрите!»
Франц Фукс шумно выдохнул и опять надул щеки от напряжения. И тут на циферблате загорелся бледный эфирный контур еще одной, третьей стрелки… Он уплотнялся, тускнел, пока призрачные очертания не превратились в металл, почти ничем не отличающейся от настоящего! Миг — и третья стрелка пустилась крутить обороты.
Потрясенная, я перевела взгляд на Франца. Тот сидел спокойно, даже не побледнел, лишь капли пота выступили на его высоком лбу да стекла очков затуманились от испарины. Затем он сказал:
— Хватит, пожалуй.