— Майя, не будем ссориться, — сказал он примирительно. — Не спешите и не делайте скорых выводов. Смотрите, как хорош этот вечер. Давайте прогуляемся по поместью или просто посидим снаружи. Или вы устали и хотите скорее уйти к себе, освежиться?
— Нет, — я мотнула головой, заставляя себя успокоиться. — Хорошо, посидим снаружи. Свежий воздух — то, что нужно, чтобы прийти в себя после путешествия. Пойдем на скамью под акациями?
— Останемся здесь.
К моему удивлению, полковник подвел меня к выступу фундамента под одним из каменных изваяний, что держали арку крыльца. Уселся, снял сюртук, расстелил его рядом и приглашающе похлопал рукой. Я подчинилась и села. И мы устроились, как старая фермерская чета перед коттеджем вечером, после тяжелой работы.
Солнце уже порыжело и опускалось к горизонту. Небо стало зеленоватым, облака на нем загорелись. Купы деревьев не шевелились. Навалилась вечерняя духота.
Под аркой же стояла приятная прохлада, как в пещере. Я подняла голову, посмотрела на мрачный свод, на каменные, пыльные изваяния, потом перевела взгляд на неухоженную лужайку, на которой уже лежала угловатая тень замка.
И почувствовала, что от моей былой неприязни к этому месту не осталось ни следа. Вместо этого появилось другое чувство: теплое, немного волнующее.
Удивительное все же место — замок Морунген! С его тайнами и жуткими легендами. С мшистым и чуть металлическим запахом, с неприглядными стенами, внутри которых прятались секреты. Со странными изваяниями, которые знали ответы на все загадки, но предпочитали молчать…
И от того, что теперь я была причастна к этим загадкам, и поэтому как будто и сама стала частью замка, я ощутила его своим настоящим домом.
Я глубоко вдыхала запах вечерних трав и сырого камня, и удивлялась, и предвкушала.
Выступ был высокий, мои ноги не доставали до земли. Я немного поболтала ими, стараясь сбить шары одуванчиков, которые упрямо лезли в щели между камнями кладки. Воздух наполнили белые пушинки; одна прилипла к виску Августа; мне захотелось снять ее, коснуться его щеки — но не посмела.
Железный Полковник сидел, привалившись спиной к стене, сложив руки на груди, и смотрел прямо перед собой невидящими глазами. Лицо его было угрюмым и сосредоточенным — слишком часто я видела его таким…
— О чем вы сейчас думаете, Август?
— Ни о чем, — ответил он неохотно. — Просто наслаждаюсь покоем. Радуюсь, что не нужно брести по грязи, смешанной с кровью. Не слышать зова горна. Распоряжаться насчет раненых. Писать письма семьям погибших. Заботиться об укрытии и провианте для живых. Мерзнуть или изнывать от жары. Благодать, да и только.
Он сорвал одуванчик и растер его между пальцев.
— И не надо корпеть над бумагами, ездить с проверками и выслушивать доносы полезных людей, — закончил он с кривой улыбкой. — Если вы думаете, что меня радуют такие занятия, то ошибаетесь.
«И какие же занятия радуют вас, мой полковник? — думала я. — Что может заставить вас оттаять? Вдохнуть в ваши железные шестеренки немного жизни и тепла? Нравится ли вам сидеть рядом с девушкой, которая в вас влюблена, и слушать ее болтовню? Немудреная радость… но если я вас развлекаю, то готова делать это и ночь, и день, и столько ночей и дней, сколько потребуется, пока вам не надоест и вы меня не прогоните».
Я вздохнула, но тут кое-что вспомнила и полезла в карман, где хранила вырезанную из столичной газеты заметку.
— У меня есть то, что обрадует вас по-настоящему! Смотрите, что пишут о том пятом батальоне и вашем друге лейтенанте Морисе.
Он взял заметку и быстро просмотрел ее.
— Спасибо, Майя. Я уже знаю об этом. Списался с нужными людьми и сообщил, что дам деньги, если потребуется денежный выкуп. Но переговоры и обмен — дело долгое и муторное. Будем надеяться, все закончится хорошо. Лучше расскажите, чем вы занимались в столице? Как проводили время? Хорошо повеселились? Уверен, ваша тетушка только и делала, что знакомила вас с разными приличными молодыми людьми.
— Верно! — ответила я жизнерадостно. — Она мне вздохнуть не давала. Собрала целую коллекцию кандидатов в мужья — глаза разбегаются. Если пожелаю, могу выбрать коммерсанта, чиновника, сына промышленника, юнкера… есть кто-то еще, не помню. Владелец театра, кажется…
— И кто же привлек ваше внимание больше всего?
Я рассчитывала пробудить в нем ревность, но не преуспела. Он выглядел лишь искренне заинтересованным.
— Юнкер, — сказала я мстительно. — У него прекрасные черные усы. Когда он пьет чай, придерживает их пальцами, чтобы не замочить. Или делает ладошкой козырек над краем чашки.