Выбрать главу

Полковник мне ни капли не помогал. Он как будто вознамерился предстать перед ольденбуржцами самым мерзким, холодным и неуступчивым человеком. Если у горожан до этого и были сомнения насчет его железного сердца, то теперь они развеялись окончательно.

Последний визит мы нанесли старому фермеру Гроссу — тому самому, который наловил птиц на продажу, но так привязался к ним, что не мог отнести их на рынок.

Сначала все было плохо, потому что у Гросса гостил господин Швайгер — отец садовника Эмиля и дальний родственник Августа. Встреча с кузеном его совершенно не обрадовала. Несколько месяцев назад Август оплатил его аренду и взял его сына в замок, но господину Швайгеру пришлось выступить смиренным просителем, и он не забыл унижения.

Он держался с Августом вежливо, но на лице его отчетливо показывалась неприязнь. И, возможно, зависть.

К счастью, фермер Гросс проявил радушие. У него не было долгов в казну, за ним не числилось никаких проступков. И потому он был счастлив, что сам наместник явился посмотреть на его птиц. А когда выяснилось, что Август знавал командира роты, где когда-то служил его сын, и вовсе обрадовался и пригласил наместника выпить пива и полюбоваться на дрозда, который умеет кричать: «Служу его королевскому высочеству!»

Господин Швайгер с видимой неохотой присоединился, а я решила остаться во дворе с младшим сыном Швайгера — чумазым карапузом лет пяти, которого отец тоже привел посмотреть на птиц.

Мы мирно кидали мячик, пока тот не улетел на крышу сарая. Достать его никак не получалось.

Мужчины вышли из дома переговариваясь. Пиво смягчило сердце господина Швайгера и развязало ему язык. Август слушал с равнодушным видом.

При виде наместника сынишка Швайгера спрятался за мою юбку.

— Ты что? — удивилась я. — Чего испугался?

— Его, — он ткнул грязным пальцем в наместника. — Моя нянька говорит, полковник забирает непослушных детей и ест на ужин. У него железное сердце и железные зубы, вот такенные! А на ночь он свинчивает себе голову и кладет в корзину возле кровати. Честно-честно!

Август услышал его лепет и неприятно усмехнулся.

— Глупая твоя нянька! Видишь, у него обычные зубы. И голова у него не свинчивается. Но руки длинные, и он нам сейчас достанет мячик с крыши. Ваша милость, пожалуйста, помогите!

Он нехотя подошел, мальчишка пискнул и сильнее вцепился в мою юбку. Я взяла его на руки.

— Тихо, дурачина! Не бойся! Ваша милость, а ведь он тоже ваш родственник. Троюродный племянник? Или внучатый племянник? Или кузен? Я запуталась. Но посмотрите, как сильно фамильное сходство! Он мог быть вашим сыном. Черные волосы и этот ваш баронский подбородок фон Морунгенов. Только глаза у него темнее и нос курносый.

Август стоял и смотрел. Потом перевел глаза с лица мальчишки на мое лицо, и я вдруг смутилась: его взгляд стал жадным, пристальным, и был полон неутоленного желания. Он сказал странным глухим голосом, как будто борясь с непривычными чувствами:

— Да… он мог быть моим сыном. Вполне. Сложись все иначе, в мои годы я мог быть отцом. Давно я не думал об этом.

У меня захватило дыхание, потому что вдруг в этот миг вдруг увидела мысленным взором: я держу в руках другого мальчишку, который похож на Августа как две капли воды — у него его глаза, и его нос, и его подбородок и волосы, и такой же, как у Августа упрямый характер… мальчишка обнимает меня за шею, и называет мамой, и просится к отцу на руки.

Я содрогнулась и помотала головой, отгоняя тревожащий образ.

Август отвернулся и спросил хриплым голосом:

— Где ваш мяч?

Он подошел к крыше, протянул руку, достал игрушку и вручил мальчишке. Тот смотрел на него с любопытством и уже почти без страха.

— Идем, Майя, — приказал Август резко. — Хватит нам гулять. Пора домой. Господин Гросс, — обратился он к фермеру. — Благодарю за отличное пиво и интересную беседу. Вижу, у вас крыша прохудилась. Я передам управляющему, чтобы тот позаботился о ее ремонте. Вы отец солдата, вам положено.

Фермер Гросс рассыпался в благодарностях, но Август не слушал. Он взял меня под руку и быстро повел прочь. Шагал широкими шагами, и лицо его было сердитое. Я подозревала, что сердился он на самого себя, потому что позволил подумать о том, что не осуществилось в его жизни.

Карета ждала, на козлах дремал Курт. Завидев нас, он встрепенулся, зевнул и размотал кнут. Август открыл дверь и подал мне руку:

— Обратно едем вместе. Пришлось оставить коня на местной конюшне. Он сильно повредил ногу из-за того мерзавца.

И я опять поразилась гневу, что прозвучал в его голосе. У меня по спине пробежала дрожь.