Девчонка молчала. Она не знала, что ответить. Вернее помнила, что её мать сюда привела важная цель, которая была своеобразным вопросом жизни и смерти. Но что, если она сейчас проговорится и выдаст мамин секрет и их двоих тотчас же выгонят из замка Семи Ветров? Нет, он, конечно же, сначала вдоволь насмеется над ней, а после прикажет жандармам выставить её вон, точно прокажённую.
- Я не одна, а с мамой, - голос выдал волнение и немного осип.
- Во время балов в замке не должны находиться дети. Даже в сопровождении взрослых - это запрещено, - размеренным голосом мужчина повторил слова жандармов, не пропускавших их на входе.
Одновременно с этим его задумчивый взгляд не выпускал из-под своего надзора девичью фигуру, забитую в самый угол, ни на секунду.
- Пойдём, я отведу тебя к жандарму, он поможет найти твою мать и... - со слабо обозначенной на тонких губах ухмылкой, он плавно, с воистину кошачьей грацией подошел ближе, а после и вовсе протянул руку своей юной спутнице ладонью вверх так, словно приглашал её на танец.
Этот мужчина не голосил на всю округу, зовя охрану, как тот поварёнок и это несказанно радовало, даже придало девочке немного уверенности.
- Пожалуйста, не надо, - перебив его на полуслове, испуганно промолвила Дигиталис, фамильярно уцепившись тонкими, словно стебельки лозы, пальцами в расшитый серебряными нитями рукав его сюртука. - Это очень важно... - в голове малышки уже крутился вихрь всевозможных уловок, благодаря которым она смогла бы хоть чуточку разжалобить этого чёрствого к чужому горю человека.
Но вдруг её взгляд, до этого момента в стеснении и робости прикованный лишь к рукавам его режущей глаз своей белоснежностью рубашки, мимолетно встретился с его глазами.
Это больше не были глаза того человека, буквально секунду назад разговаривавшего с ней. Теперь эти глаза вселяли самый настоящий и неподдельный ужас. Его зрачки были расширены так, что походили на те самые фарфоровые блюдца из китайского сервиза её тётушки, которые сама девочка имела великую неосторожность разбить...
Некогда это произошло абсолютно случайно - просто она стала жертвой обстоятельств, оказавшись не в том месте и не в то время. Те блюдца, по правде говоря, разбила её кузина, но весь груз вины перебросила на более хрупкие плечи, считая, что маленьких детей жалеют куда больше, нежели подростков. Это было совершенно не так. То ли эта гипотеза была провальной, то ли о таком исходе кузина знала изначально и намеренно подставила её - теперь уж трудно узнать. Но маленькую девочку никто не желал жалеть ни в тот день и ни в последующие. Её наказанием стали розги. За деяние, которого она не совершала, ей досталось три удара, а быть может и больше, - она, увы, не знала, - потому, как сознание начало покидать её ещё после второго.
Глаза - эти две бездонные пропасти оставались неподвижными, да и вдобавок ко всему прочему их ещё, словно какой-то дымкой заволокло. Взгляд был отчуждённым, будто этот мужчина оставался здесь физически, а мысленно его уже давно не было на этом месте. Но он неотрывно смотрел на неё, а она не знала, как же расценить подобное поведение.
Как-то раз на неё уже смотрели подобным взглядом, на рынке, том, который находился на главной площади. Она продавала горячие пирожки с тыквенной начинкой, приготовленные тётушкой Сельгой, которые в тот день особенно хорошо раскупались, впрочем, как и всегда. Буквально через час после её прихода на главную площадь практически все пирожки были раскуплены, за исключением двух - один развалился и потерял весь свой товарный вид, а второй всё ещё мог претендовать на своего покупателя. Но, она тогда совсем ещё не была знакома с крутым нравом собственной тётки и потому поступила весьма легкомысленно - отправилась домой, так и не продав эти два ничтожных пирожка. Зайдя, за железные прутья ограды рынка, она увидела старика, сидящего на земле, тяжело опирающегося на бетонный столб спиной, обтянутой в лохмотья. Он был невероятно худым, скорее даже тощим, словно его долгое время морили голодом в темнице, а потом, сжалившись, выпустили на свободу - подыхать. Лицо его было покрыто шрамами, а отросшая седая борода спадала на грудь неухоженной волной.
Наивное детское сердечко, обливалось кровью, а милое личико - слезами, следя за тем, как этот несчастный человек, протягивает дрожащую руку, едва удерживая её на весу. Практически все проходили мимо, некоторые - оглядывались, окидывая сгорбленную высушенную фигуру взглядом полным презрения и отвращения. Один мужчина и вовсе отличился - смело подошёл вплотную к старику, начал что-то весьма эксцентрично выговаривать ему, размахивая руками с оттопыренным указательным пальцем, на некоторое время рядом с ними полукругом образовалась толпа зевак, но выплеснув всю свою злобу, мужчина ушёл, напоследок плюнув старику в лицо, под дружный смех толпы.