Я пытался отказаться от такого дорогого дара, но семья бабушки Генри не хотела и слушать. Её сын сказал мне:
– Мы очень благодарны вам, что вы все эти годы были рядом с нашей мамой и бабушкой. И вы были для неё настоящим, любимым внуком. Поэтому имеете полное право на то, чтобы быть в числе наследников, как один из самых близких и дорогих людей.
Поскольку я пока не мог забрать кабинет – ключи от дома по-прежнему были у госпожи Шмерц, то было решено, что до моего совершеннолетия мебель постоит в доме госпожи Фрюлинг, а, когда я смогу забрать её, то мне откроет дом Летиция, у которой оставались ключи от дома бабушки Генри.
Скажу, что этот дом был продан только через несколько лет, когда родня бабушки Генри сделала выбор и решила остаться навсегда в той стране, где они прожили долгие годы. Мне было очень грустно, что в этом дорогом для меня доме, где прошло много счастливых часов моей жизни, теперь жили совершенно посторонние люди, но такова жизнь.
Летиция прожила после ухода бабушки Генри ещё восемь лет. Я её часто навещал. Мне нравилось её семейство, я видел, что Летиция окружена заботой и любовью, но что-то в ней изменилось. Она вроде бы бывала и весёлой, и хлопотливой, как раньше, но не было в ней той жизнерадостности, что при госпоже Фрюлинг.
37. Между второй и третьей фотографией. Встреча с Микельсами
Через три месяца мне исполнилось восемнадцать лет.
Почти полтора месяца: с окончания лицея до моего дня рождения я жил один в опустевшем пансионе. Директор объяснил мне, что моя опекунша по некоторым обстоятельствам не может забрать меня к себе. В таком случае меня полагалось сдать в приют, но директор похлопотал, и мне разрешили оставшееся до совершеннолетия время пожить в пансионе. Он разрешил мне выходить в дневное время, и я употребил свободные дни на обучение вождению автомобиля.
И вот наступил долгожданный день.
В присутствии нотариуса госпожа Шмерц очень быстро и нервно сложила с себя обязанности моей опекунши. Выглядела она неважно, сильно похудела, глаза ввалились, и их окружали синие тени. Одета она была очень бедно. Мне показалось, что госпожа Шмерц боится смотреть мне в глаза. Несмотря на то, что я не видел от неё ничего хорошего, в тот момент мне стало её жаль. Я подписал какие-то бумаги, которые мне подал стряпчий, получил целую стопку каких-то документов. Госпожа Шмерц почти кинула мне две связки ключей: от дома и от замка. Я пробормотал:
– Спасибо, – но она мне ничего не ответила.
После этого мы расстались, и больше я ее никогда не видел. Может быть, мне следовало проявить милосердие, навестить её, возможно чем-то помочь. Но я чувствовал, что она будет совсем не рада. Ведь я являлся для неё живым укором. Она понимала, что растратила существенную часть моего имущества и очень боялась разоблачения.
Не могу передать тебе, Поль, с каким чувством я вступил под крышу моего родного дома. Я совсем забыл, как он выглядел. Но как только шагнул через его порог, мне сразу показалось, что я никогда его не покидал.
Летиция помогла мне на первых порах. Она наняла женщин, которые провели уборку, вытерли многолетнюю пыль, выбили ковры, помыли окна и простирали шторы. И дом снова стал приветливым и гостеприимным. Я освободил одну комнату и там разместил наследство бабушки Генри – мебель работы индийских кустарей. Сюда же я принес и все подарки бабушки Генри. А их много накопилось за эти годы. И все они были со смыслом. На моё шестнадцатилетие бабушка Генри подарила мне модель каравеллы «Санта Мария» Христофора Колумба. Она заказала её специально для меня.
– Смотри, – сказала она, – парусники прекрасны, они как птицы, летящие над водой в неведомые страны. Но для меня это ещё и символ вечного поиска, стремления к чему-то новому, неизведанному и прекрасному. И ещё мне почему-то кажется, что и ты когда-то тоже устремишься на поиски чего-то загадочного и никем пока не открытого на таком же или похожем корабле…
Ну, Поль, ты знаешь, что этой догадке бабушки Генри не суждено было сбыться, разве только в переносном смысле. Мои поиски неизвестного проходят только в архивах, библиотеках, да иногда на раскопках.
Один раз бабушка Генри подарила мне диковинную вещицу, работу китайских мастеров: девять ажурных резных сфер находящихся одна внутри другой и выточенных из цельного куска слоновой кости без единой склейки.