— Ложь! — жестко отрезал Уоррел. — Ты работаешь на коммунистов. Хотел провести нас? С нами эти номера не проходят.
— Уверяю вас, господин Браун… — сказал громче сидевший на табурете человек, и Хоанг вздрогнул, услышав его голос.
«Нет, такого просто не может быть, — подумал он. — Мне показалось…»
— Не надо меня ни в чем уверять! Твоя игра окончена.
— Я прошу выслушать меня, — оправдывающимся тоном произнес человек, сидевший на табурете.
— К черту объяснения! — прошипел Уоррел. — С какой целью ты убил Фам Тху, вместо того чтобы установить личность Рекса? Ведь она была его связной, и ты это прекрасно знал!
— Я… я не убивал, господин Браун…
— Врешь! На месте убийства нашли зажигалку Уайта, которую он дал тебе. Ну! Ты и теперь будешь отрицать, что работаешь на вьетконговцев?!
«Кто же? Кто?» — нетерпение Хоанга росло с каждой секундой.
В этот момент, когда Уоррел проходил мимо него, провокатор развернулся. Хоанг почувствовал такую боль в висках, словно по ним били молотком: перед ним сидел его родной брат. Шон! Хоангу показалось, что у него галлюцинация. Невозможно! Шон, с которым они вместе начинали подпольную деятельность! Шон, убитый жандармами и выбравшийся почти из могилы с четырьмя пулями в теле! Шон — сын и брат революционеров — стал предателем! Немыслимо! Невероятно! Какая-то чудовищная ошибка!
— Я сейчас все объясню, господин Браун, — быстро и жалобно заговорил Шон. — Я вам все объясню. Это я убил Фам Тху и не сказал вам, потому что боялся…
— Чего?
— Боялся, что вы подумаете… ну… как вы сейчас сказали… что я работаю на них.
— Так почему же ты ее убил?
— Понимаете, она узнала меня. Узнала. И если… если бы я не убил ее… все, конец… я не смог бы больше оставаться среди них…
— Так ты был знаком с ней раньше? — прищурился Уоррел.
— Да. Если позволите, я вам все расскажу. Все до мелочей.
— Рассказывай, — усмехнулся Уоррел. — И желательно с подробностями. С убедительными подробностями. От этого будет зависеть твоя жизнь.
— Я понимаю, понимаю, — лепетал Шон. — Сейчас я все расскажу. Это началось давно, очень давно. Двадцать лет назад. Даже больше. Я тогда работал в одной подпольной группе вместе с Фам Тху — ее настоящее имя Лан — и ее женихом Хоангом, моим братом.
— Хоанг — твой брат? Почему же ты не сказал мне об этом раньше?
— По той же причине. Боялся. Боялся, что вы перестанете мне доверять, если узнаете, что мой брат — вьетконговец. Ну, вот. Я тогда сотрудничал с ва… с вашими коллегами. Об этом — не знаю, каким образом, — пронюхала Лан. Однажды она застала меня врасплох, безоружного, и всадила в меня четыре пули. Я чудом остался жив. А позже до меня дошли слухи, что она погибла. И я успокоился, потому что никто больше не знал о моих связях с вами. И…
— Стоп, стоп, — перебил Шона Уоррел, — не очень убедительно. Что же, она никому не рассказывала об этом, даже твоему брату? И ты спокойно встречаешься с ним, не опасаясь мести с его стороны?
— Дело в том, что Лан всегда была… ну, чересчур эмоциональной, что ли. Перед тем как выстрелить в меня, она произнесла целую речь. Она всегда любила болтать языком. Несла какую-то чепуху про совесть, про патриотизм. Я уже толком и не помню. И заявила, что никогда не осмелится сказать Хоангу, что его брат… ну…
— Предатель, — подсказал Уоррел.
— В общем, она сказала, что не причинит ему горя таким известием, потому что слишком любит его. Сказала, пусть лучше Хоанг считает меня погибшим… Короче говоря, когда я очухался после того случая, я понял, что она действительно никому ничего не сказала. Я случайно встретился с одним из нашей группы — он ничего не знал. А когда я недавно встретился с Хоангом, я подстраховался на всякий случай. Я его сразу узнал на рынке. А потом, когда мы пришли ко мне, я сделал вид, что не узнал его, вернее, что спутал с каким-то провокатором, выхватил пистолет. А он стал говорить, что рад встрече, что не ожидал увидеть меня живым, потому что Лан в каком-то письме писала ему, что меня убили полицейские на ее глазах. Ну, тогда я понял, что все в порядке. А если бы я понял, что ему все известно и что он играет, я застрелил бы его. Если бы он все знал, он не смог бы сыграть. Он действительно не ожидал увидеть меня живым. Я ненавидел его всю жизнь, потому что он во всем был впереди меня. И в детстве и потом… Даже успел вперед меня понравиться Лан…
Шон говорил быстро, на одном дыхании, видимо боясь, что Уоррел не дослушает его.
«Подлец! Какой подлец!» — с горечью думал Хоанг, все еще не веря тому, что услышал.