— Он вылил Вовкин эликсир на экран, а потом облизал его, — разъяснила Альма. — Разве вы не чувствуете запаха валерьянки?
Коты с уважением посмотрели на большой нос овчарки и принюхались. А ведь действительно по гостиной витает слабый аромат любимого кошачьего зелья! Но, видимо, они так часто имели дело с изобретениями Вовки Менделеева, что не обратили на запах внимания!
Люди разглядывали телевизор, словно видели его впервые и не понимали предназначения плоского ящика. При этом капитан Петров силился перевести на человеческий язык знаки, которые подавала ему Альма отрывистым лаем и выражением умных глаз, но ничего путного у него не выходило. А выходило нечто совершенно странное — будто бы питомица уверяла, что пёс исчез в недрах прибора, казавшегося до этого момента привычным и безобидным. Теперь же (Сергей Анатольевич непроизвольно сделал шаг назад) чёрная матовая поверхность экрана не внушала доверия и выглядела таинственно и даже пугающе.
— А что это за следы, как будто телевизор протёрли мокрой тряпкой? — он присмотрелся к экрану.
— Кошмар! — воскликнула мама Лина и бросилась на кухню, где в специальном шкафчике хранились средства по уходу за мебелью и прочими предметами быта. Вернулась она с куском чистой сухой замши и аэрозолем для мытья стёкол и быстро привела поверхность экрана в идеальный порядок.
Уничтожение главной улики произошло столь стремительно, что следователь успел сказать только: «А м…»
Что означало это «ам», присутствующие узнали через секунду, когда Сергей Анатольевич — после некоторой заминки, вызванной необходимостью слегка изменить начатую фразу, — договорил её:
— …м-может, это… были следы эликсира перемещений?
Невероятные события в московских подземельях, свидетелем которых стал капитан Петров и в результате которых в его семье появилась ещё одна маленькая дочка, родом из далёкого прошлого (о последнем он, впрочем, никому не рассказывал, и окружающие считали, что семья Сергея Анатольевича удочерила малышку из детского дома), вынудили следователя пересмотреть его первоначальное скептическое отношение к изобретениям Вовы Менделеева и поверить в возможность перемещения во времени и пространстве*.
*Книга «Легенды Земли Московской, или Новые невероятные приключения Брыся и его друзей».
— Теперь мы точно не сможем вернуть Мартина с помощью возвращателя, — вздохнул Рыжий.
— Он и так был бесполезен, — «утешил» его Савельич. — Ведь в телевизоре куча каналов и по каждому идёт куча передач. Мы даже не сможем узнать, куда именно отправился Мартин.
У Альмы похолодело внутри. Беспечная уверенность, что дорогой её сердцу гигант объявится с минуты на минуту, улетучилась. А тревога, которую излучали коты, наоборот, охватывала «сыщицу» всё больше и в конце концов накрыла её с головой.
— Перестань дрожать! Наш Брысь обязательно что-нибудь придумает, — постарался ободрить её Рыжий.
Альма благодарно вильнула хвостом. Как бы она хотела оказаться сейчас рядом с Мартином! Лучше вместе преодолевать опасность, чем трястись от страха неизвестности.
— Пульт! — вдруг завопил Брысь. Да так громко, что люди подумали, будто кто-то из них наступил коту на хвост, а впечатлительный «м.н.с.», который уже полчаса прислушивался к тому, что происходит в Сашиной квартире и как продвигается расследование, рухнул в обморок.
— Точно. Телевизор будет работать на том канале, на котором был выключен, — Савельич одобрительно пошевелил длинными усами.
Пульт лежал не на привычном месте — журнальном столике возле дивана, а на полу. Он тоже хранил запах исчезнувшего Мартина. Словно пёс, умышленно или случайно, наступил на дистанционное устройство. Альма осторожно взяла его в зубы и уселась перед хозяином.
— Ты хочешь, чтобы я включил телевизор? — догадался Сергей Анатольевич и нажал ON.
На экране замелькали картинки старой военной хроники.
— Сегодня 22 июня, — вспомнил Саша, — сегодня большинство передач про Великую Отечественную войну…
Глава 4. Странная гроза
Где-то неподалёку рокотала гроза, моргая молниями. Отсветы от них проникали сквозь ткань палатки и вызывали беспокойство у животных: двух пуделей с экзотическими кличками Ювенталий и Галентин и двух котов с не менее причудливыми именами — Альфред и Роланд. В обиходе просто Юв, Гал, Альф и Рол — цирковые артисты, любимцы публики, покорители всех сердец без разбору. А всё потому, что умницы и красавцы каких поискать!
Юв и Гал были не просто из одного помёта, но братья-близнецы — два ослепительно-белых королевских пуделя. Альф и Рол в родстве не состояли, но тоже походили друг на друга, как вышеупомянутая парочка. Только не белоснежные и аккуратно стриженные под царя зверей, а лохматые и угольно-чёрные. Их номер так и назывался — «Белое и чёрное». Альф и Рол символизировали тьму, предрассудки, невежество и прочие гадости, а Юв и Гал несли миру добро, радость, знания и победу над злом.
Борьба белого с чёрным обычно протекала с явным перевесом последнего, поскольку коты выступали в роли наездников и большую часть номера галопировали на пуделях, показывая разные трюки. Например, менялись «скакунами», ловко перепрыгивая с одного на другого прямо на ходу.
Лишь в самом конце Юв и Гал гордо поднимались на задние лапы, демонстративно скидывая с себя «путы зла» в облике своих лучших приятелей. Те картинно падали и «в страшном испуге», то есть истошно мяукая, уносились за кулисы. Пудели под громкие аплодисменты ещё какое-то время кружились в победном вальсе, затем на арену выползали пристыженные «предрассудки и гадости» и снова вскакивали на «добро и знания», но уже в роли перевоспитавшихся — причёсанные и с белыми бантами на шейках. Аплодисменты становились бурными. Под них вся четвёрка исчезала за форгангом (занавесом, отделяющим в цирке манеж от закулисья, от немецкого Vorgang. — О.М.). На манеже оставалась дрессировщица Виолетта в эффектном, усыпанном блёстками наряде: блузке с пышными рукавами и заправленными в высокие сапожки галифе. Костюм был цвета пуделей, а сапожки — чёрными, как Альф и Рол.
В обычной жизни девушку звали Валентиной. И сегодня, 22 июня 1941 года, ей исполнялось восемнадцать лет. А поскольку природа уже одарила Валю красивой фигурой, густыми светло-каштановыми кудряшками (которые она коротко стригла) и большими карими глазами — в каждом по озорному чёртику, то после исполнения номера ей доставались не только аплодисменты, но и цветы, и даже записки с предложениями руки и сердца.
— Ну вот, а говорили, кузнечики сверчат — к хорошей погоде, — щуря спросонья голубые (в маму) глаза, проворчал Валин младший брат Андрюшка.
Ему недавно стукнуло десять, и он страшно гордился тем, что, как и сестра, родился «в опилках». То есть с младенчества принадлежал цирку и другого существования для себя не мыслил, а мыслил себя великим дрессировщиком, выражаясь по-цирковому — воспитателем животных. Конечно, воспитывать он собирался не таких безобидных зверюшек, как Валькины подопечные, а львов, тигров, пантер и… ещё кого-нибудь, кто позубастее, тем более что надеялся вырасти таким же богатырём, как папа. И псевдоним мальчик хотел выбрать звучный — Арчибальд или Леопольд… Пока же он был просто Андрюшкой и универсальным ассистентом — помогал всем во всём.
В приграничном посёлке, куда накануне приехал их маленький цирк, помимо комендатуры (единственного каменного здания, не считая церкви), и как следствие — множества пограничников в зелёных фуражках, располагалась школа служебного собаководства. «Курсантами» были в основном немецкие овчарки. Андрюшке не доводилось раньше видеть такое количество умных собачьих глаз. До начала представления он успел понаблюдать за занятиями: собаки бегали по брёвнам, карабкались по лестницам, перепрыгивали через высокие барьеры, ползали по-пластунски, но особенно Андрюшке понравилось, как они проводили задержание «нарушителя границы» — мчались прямо на него, не издавая ни звука, и с разбега опрокидывали на спину. И хотя исполнявший роль «нарушителя» был одет в специальный толстый тулуп и такие же толстые штаны, Андрюшка ему не завидовал. А завидовал пограничникам, которые вместе со своими питомцами охраняли покой страны от врагов.