Опасения Пафнутия были вполне оправданны. Брысь действительно с нетерпением ждал, когда все угомонятся и, следуя поговорке: утро вечера мудренее, разойдутся по спальням. И дождался. Ведь, как известно, силы человеческие не беспредельны. Чтобы побороть усталость, хозяева выпили с добрый десяток кружек кофе (кроме Саши, который налегал на молоко), но, так и не найдя решения загадки, легли спать, собираясь прямо с утра продолжить ломать голову над необъяснимым явлением.
— Пафнутий, вылезай, разговор есть! — раздался над самым ухом грызуна строгий баритон руководителя всевозможных миссий.
Пафнутий зажмурился крепче, показывая, что спит беспробудным сном, и тут же почувствовал на своём нежном упитанном теле острые когти.
— Вылезай, а то я тебя сам вытащу! — прошипел Брысь, просунув лапу сквозь прутья клетки.
— Ах, это ты? — протирая глаза, «изумился» помощник юного химика, нехотя откинул крючок, выбрался из своих апартаментов и поплёлся на кухню.
— Молочка? — предложил он, оттягивая минуту своего разоблачения.
— Сыт по горло! — категорически отверг Брысь попытку грызуна отсрочить наказание. — У меня к тебе лишь один вопрос (Пафнутий виновато опустил глаза и поморгал белёсыми ресницами), сколько эликсира было в пузырьке?
Обрадовавшись, что старшего компаньона интересует лишь такой пустяк, Пафнутий тут же забыл, что собирался до последнего отрицать свою причастность к исчезновению Мартина, и охотно ответил:
— Полный!
Брысь нахмурился.
— Он дал мне слово, что выбросит бутылочку на пустыре, — менее уверенно пояснил «м.н.с.», видя искреннее огорчение искателя приключений. — Мы не хотели, чтобы ты снова куда-нибудь отправился, — лепетал Пафнутий, — чтобы ты…
Брысь встрепенулся, не дослушав, словно его осенила какая-то идея.
— Тащи сюда!
— Что тащить? — растерялся «м.н.с.».
— Вовкины склянки! — досадуя на недогадливость младшего компаньона, потребовал Брысь.
— Но…
— Никаких но!
Тон «руководителя» был слишком категоричен, чтобы Пафнутий посмел ослушаться, а потому он поплёлся назад, в Вовкину комнату, где под кроватью стояла злосчастная коробка. Выудив из неё первый попавшийся пузырёк, он всё тем же плетущимся шагом вернулся на кухню (чтобы не греметь склянкой, Пафнутий овладел новым трюком — переносил бутылочку с эликсиром, обхватив её концом длинного лысого хвоста, словно петлёй, и высоко поднимая над полом).
— Ловко! — восхитился Брысь, но тут же вернул своему баритону строгость: —Ещё неси! Вдруг этот не сработает.
Пафнутий ещё два раза повторил маршрут. А Брысь один за другим выкинул пузырьки в форточку.
— Завтра Альма определит, похож ли какой-нибудь из этих эликсиров на тот, что использовал Мартин.
— А потом? — осмелился задать вопрос «м.н.с.».
Брысь оставил вопрос без ответа и исчез в проёме форточки. Пафнутий расслышал только, как он мягко спружинил на газон.
— Ой что будет… — помощник юного химика прижал лапки к зеленоватым щекам и горестно поцокал язычком…
Глава 7. Загадка разъясняется
— Ну-ка, иди сюда! Ты как здесь оказалась? — шёпотом позвал Альму мужчина в военной форме.
Овчарка покрутила головой, оглядываясь вокруг. Сначала она подумала, что попала вовсе не туда, куда хотела. И даже запаниковала: вдруг она напрасно истратила эликсир, совпавший по запаху с тем, что использовал Мартин, и обнаруженный ею лишь в одном из трёх добытых Брысем пузырьков. Однако быстро сообразила, в чём причина — старая запись была чёрно-белой, а сейчас всё было цветным. Чёрно-белыми остались только цирковые животные, два королевских пуделя и два лохматых кота, показывающие свои нехитрые трюки в задней части большой палатки, где для выступления артистов была сделана круглая площадка. То, что принято называть «закулисьем», скрывалось за бархатным занавесом бордового цвета. Перед «ареной» в несколько рядов полукругом стояли скамьи, на которых восседали зрители, напомнившие Альме цветущий луг: на зелёном фоне одетых в гимнастёрки военных яркими пятнами выделялись нарядные женщины и дети. Все они весело смеялись и хлопали в ладоши, поддерживая симпатичную девушку-дрессировщицу.
Мужчина между тем крепко ухватил Альму за ошейник и повёл её к выходу, однако наружу не вышел, а присел на край скамьи, видимо решив досмотреть представление, раз собака такая смирная и покладистая. «Сыщица» уже поняла, что переместилась в более ранний момент времени, чем Мартин, и, страшно волнуясь и озираясь вокруг, стала ждать его появления.
Зрители вновь зааплодировали и закричали «Браво!», Альма перевела взгляд на «арену» — коты поменялись «скакунами», перепрыгнув с одного пуделя на другого. «Тоже мне трюк!» — пренебрежительно подумала овчарка и вдруг услышала рядом какой-то стрекочущий звук. Повернув голову, она почти ткнулась носом в стеклянный кружок на небольшом железном ящичке. Держал его мужчина в широком фиолетовом плаще с блёстками, под которым виднелось голубое трико. Одной рукой человек, судя по одежде —цирковой артист, прижимал ящичек к себе, а другой крутил ручку, торчащую из боковой стенки. Именно это вращение и производило стрёкот. «Так это же меня снимают!» — осенило Альму. Насладившись слегка изумлённым видом красивой овчарки, кинооператор направил объектив «ящичка» на зрителей. В то же мгновение «сыщица» почувствовала лёгкое колебание воздуха, а следом раздался чуть сонный от действия эликсира и такой родной бас:
— Альма!
Наконец-то! Она рванулась к Мартину. Военный, который держал её за ошейник, от неожиданности свалился со скамьи и расцепил пальцы. Зал взорвался хохотом. Но не над упавшим, а над тем, что происходило на арене. Впрочем, ни Альму, ни Мартина это уже не интересовало. Они выскочили из палатки, напугав красивого вороного жеребца, которого водил по кругу молодой мужчина, одетый во всё чёрное: высокую папаху, чёрную черкеску и облегающие сапоги без каблуков. Жеребец громко заржал и вскинулся на дыбы, а его хозяин стал ему что-то говорить на незнакомом Мартину и Альме языке и ласково поглаживать по шее. Путешественники во времени около них не задержались. Они помчались по улице, радуясь счастливой встрече, солнцу, небу, цветущим палисадникам; вдыхая вкусные ароматы, доносившиеся из открытых окон бревенчатых изб; распугивая котов (чего Мартин и Альма совсем не желали и даже не обращали на них никакого внимания); вызывая зависть местных псов, сидящих на привязи во дворах, и совсем не думая о том, что ждёт их впереди.
Так они домчались до окраины села и уткнулись в ограждение из сетки-рабицы. За ним располагалась большая собачья площадка, на которой как раз шли занятия. Наверное, не меньше сотни собак, каждая в сопровождении военного в зелёной фуражке с ярким синим околышем, оттачивали своё мастерство.
— Понятно. Это «Школа служебного собаководства», — со знанием дела сообщила Альма, сама недавно бывшая «курсантом» подобного заведения.
— Надо же, все твоей породы, немецкие овчарки. — Мартин с уважением наблюдал, как благородные красавцы и красавицы прыгали через высокие барьеры и ловко карабкались по лестницам. Впрочем, он и сам мог бы с лёгкостью повторить все эти трюки и показать «их благородиям», что не в породе дело, хотя на собачью площадку (не такую большую, как эта, а обычную дворовую) его водили лишь в детстве, а потом площадка стала казаться в его присутствии слишком тесной и неудобной для занятий других собак, так что любимые хозяева перенесли его прогулки на пустырь за домом.