Выбрать главу

– Ну, с меня довольно! – не выдержав, вскричал Витус. Он не мог дальше выслушивать этот вздор. – Я еще вчера объяснял вам, что у меня страшно болели ноги и что я положил посох на плечи, чтобы держаться за него обеими руками. Только и всего. Я совершенно нормальный человек, я на своих двоих шел в Сантандер. Покажите мне хоть одно место в Библии, где сказано, что это запрещено или что это считается ересью!

– На помощь! Помогите, ваше преосвященство! – при вспышке Витуса Мария картинно схватилась за сердце и начала открытым ртом жадно хватать воздух и часто-часто крестилась, глядя на Витуса. – Изыди от меня, сатана! Изыди, сатана!

– Нуну, предложи женщине свой стул! – приказал Игнасио. Толстуха села, все еще тяжело дыша. – Вот видите, что вы натворили! – с укоризной сказал Игнасио обвиняемому.

Витус никак не мог взять себя в руки:

– Эта женщина не в своем уме!

– Кто здесь в своем уме, а кто нет, мы выясним в ходе следствия, обвиняемый! – сейчас в высоком голосе Игнасио прозвучали металлические нотки. – Здесь присутствуют два благонадежных свидетеля, известных своей богобоязненностью. Их показания опровергают ваши, и я не вижу никакой причины, по которой я обязан верить вам больше, нежели им!

– Тогда я хочу несколько поспособствовать тому, чтобы вы поточнее оценили сложившееся положение, – голос Витуса тоже зазвучал пронзительно. – Во-первых, вызывает удивление, почему вы взяли со свидетелей клятву только о неразглашении содержания и хода процесса, но отнюдь не взяли клятвы говорить правду и только правду.

Витус заметил, что после этих слов алькальд кивнул.

– А во-вторых, у меня сложилось впечатление, что матери вообще не было при том, как я взывал к так называемым «духам». Если это действительно так, то я настоятельно прошу вас задавать вопросы только сыну крестьянки, чтобы убедиться, насколько его ответы соответствуют истине.

И снова Витус заметил, что алькальд согласно кивнул. Поэтому он добавил кое-что, чего, собственно, говорить не собирался:

– Ваш способ вести процесс дознания полностью соответствует тому, что о вас, доминиканцах, говорят: Domini canes!

Игнасио подскочил, как ужаленный. Его лицо побагровело. Вне себя от ярости, он подыскивал нужные слова. Domini canes – «ищейки Господни» – в течение веков выслеживали и осуждали ведьм, демонов и еретиков. Их изначальное стремление обращать усомнившихся или неверующих в истинную веру уступило место исключительному желанию наказывать вероотступников. «Ищейки Господни» – не было более точных слов для описания сути доминиканцев. Вдобавок ко всему сами они признавали, что зерно истины в этом прозвище есть.

– А ну, повторите это еще раз! – прошипел Игнасио.

– Зачем? Вы меня и без того отлично поняли.

– Итак, подсудимый... – Игнасио постепенно обретал контроль над собой: нельзя давать волю нервам. Голос его опять звучал ровно: – Вы употребили выражение, которое случайно услышали где-то. Откуда оно взялось, какая у него предыстория, вы, конечно, не знаете. Domini canes мы именуем себя с гордостью, потому что изображение пса присутствует на нашем знамени, а пошло это от сна, который видела мать святого Доминика: ей приснилось, что она родила ребенка, похожего на пса, а из лап этой собаки забил огонь, который распространился на весь мир. Так оно в конце концов и случилось: никому не превзойти нас, доминиканцев, в распространении и охране истинной веры, никому! – он сделал знак рукой патеру Алегрио. – Вычеркните из протокола последние слова обвиняемого.

– Слушаюсь, ваше преосвященство.

– А вы оба, – обратился инквизитор к свидетелям, – можете быть свободны. Благодарю вас. И не забывайте данную вами клятву!

Мария испуганно присела в реверансе и перекрестилась:

– Ваше преосвященство, я...

– Довольно! – инквизитор взглянул на Нуну и сделал повелительный жест. Колосс выдворил обоих из зала заседаний.

– А теперь вернемся к вам, – Игнасио смерил Витуса строгим взглядом. – Я запрещаю вам возводить хулу на святой орден доминиканцев! Подобное очернительство всех наших братьев и особенно нашего основателя святого Доминика до сих пор всегда обращалось против тех, кто себе это позволял.

– Это меня вовсе не тревожит, потому что прозвище дано по заслугам. Сам ваш патрон Доминик настолько преисполнился религиозного фанатизма, что вскоре после основания ордена он приказал сжечь на костре в Бургосе около трехсот так называемых «еретиков».

– Это ложь! – Игнасио даже закашлялся.

– Это правда, и вы это знаете. Может быть, было бы лучше, если бы в 1215 году папа Иннокентий не одобрил, как собирался, устав вашего ордена.

– Желаете прочесть мне лекцию об истории моего собственного ордена? Если вы так много знаете, вам наверняка известно, что вскоре после этого Иннокентию приснился сон, в котором покачнулась базилика в Латеране. И великолепное здание собора рухнуло бы, не появись человек, который подпер его своими крепкими плечами – и человеком этим был Доминик! Так Господь дал понять, что церковь может быть спасена только человеком с таким, как у Доминика, религиозным рвением, после чего папа и одобрил устав ордена, благословив его основание. – Игнасио снова повысил голос: – Какие цели вы вообще преследуете своими оскорблениями?

– Я хочу только убедить вас, что я обучался в монастыре Камподиос. С одной стороны, вы настоятельно требуете, чтобы я доказал вам, что вины на мне нет, а с другой – не даете мне этого сделать! Так что я иным способом доказываю вам, чем занимался в прошлом: я изучал историю святой нашей церкви. Эти знания, согласитесь, трудно приобрести где-то вне монастырских стен.

– Я настоятельно запрещаю вам оскорблять святого Доминика и выдающихся умов нашего ордена. В противном случае вы впадете в непростительную ересь! Еще одно подобное слово, и я передам вас в руки Нуну и палача, чтобы они выбили из вас эти сатанинские мысли. Кто рассуждает подобным образом, в того сатана вселился – не иначе!

– А я прямо отвечу вам, что вы ослеплены! – лишь на кратчайший миг Витусу стало ясно, на какой опасный путь он ступает. Ему невольно пришли на ум предостерегающие слова Магистра. Но сдавать позиции не хотелось. – Почему вы не верите, что я совершенно обычный человек и что я шел по своему делу в Сантандер? – проникновенно говорил он. – Не встреться мне случайно на пути этот невесть что возомнивший о себе подросток Озо с его неуемной фантазией, я бы сегодня не стоял здесь перед вами. Вы об этом подумали?

– Тот факт, что вас увидели, – это Божий промысел, что вы признавать отказываетесь. Господь пожелал таким путем дать знать инквизиции о чем-то важном и существенном, ибо... – тут он снова повысил голос, – вам, как знатоку истории церкви, наверняка интересно будет узнать. Отец наш небесный Сам был первым инквизитором! Он судил Адама и Еву после того, как дьявол в образе змия искусил их. А теперь я ваш инквизитор, и я требую, чтобы вы говорили мне только правду!

– Вы сравниваете себя с Господом нашим?

– Всемогущий Господь наш, покарай это жалкое создание за его еретические слова! – Игнасио в неподдельном отчаянии сплел руки. – Отец наш небесный, даруй мне силы положить конец деяниям этого сатаны в облике человеческом, даруй мне терпение и настойчивость, даруй мне проницательность и прозорливость, дабы узнал я всю правду об этом еретике и произнес приговор ему перед лицом твоим и всего мира!

Он сел, изо всех сил стараясь изобразить на своем лице собранность и невозмутимость. Вопрос о том, не сравнивает ли он себя с Всевышним, еще раз напомнил ему о том, сколь слабым человеком он иногда бывает. Частые визиты к Эльвире, этой сладкой шлюхе-искусительнице, были этому несомненным свидетельством. Его сильно смущало это постоянное влечение к противоположному полу, и он взывал к Господу, чтобы тот освободил его от этой пагубной страсти, однако Всевышний всегда оставлял его один на один с его слабостью, и он так и не нашел в себе сил ее преодолеть. Эта шлюха, словно какими-то чарами притягивала его к себе, и он, вопреки всем опасностям, которыми могли завершиться его тайные визиты, от них не отказывался. Оставалось надеяться только на то, что сама она об этом не проговорится и слухи не дойдут до Рима.