— На такой. В Питере проводится конкурс юных скрипачей. Мне прислали приглашение.
— Поду — у—маешь, — презрительно скривилась я. — В Питере! Нашел чем хвастаться. Вот если бы тебя пригласили в Италию или в Штаты…
— Всему свое время. Для начала сойдет и Питер.
И Володька повернулся, чтобы идти.
— Иди, иди, — сказала я ему в спину. — Но учти: если меня укокошат, тебе по ночам будет являться мой окровавленный труп!
— Ну чего ты хочешь, Мухина?
— Зефира в шоколаде, — капризно произнесла я. — Но от тебя разве дождешься. — Я направилась в прихожую. — Если будешь уходить, захлопни дверь. Мне надо сходить в магазин. Чао — какао.
И я действительно пошла в магазин, купила там себе коробку зефира и, конечно же, на обратном пути все слопала, оставив парочку зефиринок на тот случай, если Воробей все — таки не ушел к своей обожаемой скрипке.
Володька не ушел. Сидя на прежнем месте, он от нечего делать листал фотоальбом.
Тут надо сказать, что мой папочка — страстный фотолюбитель. Он ни на секунду не расстается с фотоаппаратом. По — моему, даже спит с ним в обнимку. Так что наша семья запечатлена во всех мыслимых и немыслимых ракурсах.
В данный момент Воробей листал фотоальбом под названием «Наша дочь». Альбом открывался цветным снимком, который папочка умудрился сделать тринадцатого мая в роддоме номер тринадцать. Далее шли фотографии, где меня, голенькую, купают в ванночке; затем я, голенькая, лежу в кроватке, а после, опять же голенькая, сижу на руках у счастливой маман. Короче — сплошная порнуха.
На следующих страницах замелькали бантики, куколки, новогодние елки… Володька уже собрался листать дальше, но я завопила словно резаная:
— Стой! Стой! Стой!
Он даже вздрогнул от неожиданности.
— Ты чего, Мухина?
Я без лишних слов забрала у него альбом. Так и есть! Не хватает одного снимка. Его кто — то отодрал. Причем неаккуратно.
Я с победным видом посмотрела на Воробья.
— Что ты на это скажешь?
— На что?
— Протри очки, Паганини! — Я сунула ему альбом под самый нос. — Неужели не видишь: одной фотки нет!
— А может, Игорю Николаевичу не понравилось качество снимка.
— Мой папочка, — разъяснила я, — скорее повесится, чем наклеит в альбом некачественный снимок. Здесь и дураку ясно — фотку сперли. И спер ее тот самый тип, который приходил вчера ночью.
— Ага, — дурашливо кивнул Володька. — Это был шпион. А ты сфотографирована на фоне секретных ракет.
Я шутя замахнулась на него альбомом.
— Нет, нет! — тоже шутя, в ужасе заорал он. — Я ошибся! Просто кто — то узнал, что ты станешь знаменитой топ — моделью, и решил заранее украсть твой снимок!
Я на полную мощь врубила «кассетник»… В общем, мы стали беситься.
Вдоволь наоравшись и напрыгавшись, мы повалились без сил: я на диван, Воробей в кресло.
— Значит, так, Мухина, — отдышавшись, сказал он, — сколько тебе лет на этой фотке?
— Лет пять, наверное.
— А что ты там делаешь?
— Не помню. Вроде бы стою в детском саду…
— Слушай, а может, в других альбомах есть такой же снимок?
— Исключено. Папочка всегда оставляет лучший отпечаток.
— А негатив?
— Верно! — воскликнула я. — Должен быть негатив!
Мы помчались в кладовку, где у отца была оборудована фотолаборатория. И… замерли на пороге. Негативы вперемешку с фотобумагой валялись на полу.
Мы с мрачными лицами смотрели на весь этот кавардак. Все то, что в какой — то момент показалось нам веселой игрой, вновь превратилось в настоящую опасность.
— Воробей, — с тревогой сказала я, — меня выслеживает маньяк — убийца.
— Ну — у… — неуверенно протянул он. — Не думаю.
— Ой, мамочка, жить — то как хочется.
— Спокойно, Мухина, — твердо сказал Володька, видимо, вспомнив, что он все — таки мужчина. — Я тебя в обиду не дам.
— Не понимаю, — бормотала я, — если он забрал негатив, то зачем ему еще и фотография понадобилась?
— Здесь — то как раз все понятно. Сначала он обнаружил фото. Оторвал его. А затем нашел и негатив.
— А почему он не унес весь альбом?
— Почему — почему, вздохнул Воробей. — По кочану. Кто знает, что у него на уме.
— Скоро мы об это узнаем, — со вздохом произнесла я.
И как в воду глядела.
Глава IV
ЛЕНОЧКА ЛЕОНИДОВНА ПАДАЕТ В ОБМОРОК
Прошло еще несколько дней. Володька уехал в Петербург на конкурс юных скрипачей. Я осталась совершенно одна. Днем — то было еще ничего, но вечерами я вздрагивала от малейшего шороха.
Спала я теперь на полу за шкафом. А в свою кровать, под одеяло, сунула мамину шубу. На тот случай, если бандюга попытается меня убить.
Я себе это так представляла: он прокрадывается в мою комнату и с дьявольской ухмылкой вонзает в шубу свой нож! А я в этот момент подскакиваю сзади и грохаю его молотком по башке!.. На другой день в газете статья: «Отважная девочка задержала убийцу».
Теоретически это, конечно, выглядело классно. Но как все получится на практике?.. А вдруг у него крепкая башка и он не свалится без сознания?.. От этой мысли меня прямо в жар бросало.
Но прошла одна ночь, вторая, третья… И пока что никто меня убивать не собирался. Дискотеки, впрочем, я все равно перестала посещать. Не то настроение. В школу ходить у меня тоже настроения не было. Представляю, что мне выскажет Леночка Леонидовна, когда я там появлюсь.
А тут как — то раз, в среду, выглянула я в окно и глазам своим не поверила. Леночка Леонидовна собственной персоной рулит к нашей парадной.
Через минуту раздался звонок. Я открыла.
— Здравствуй, Мухина, — сказала Леночка Леонидовна. — Можно войти?
— Конечно, — отвечаю, — входите, Елена Леонидовна.
Вошла она и вежливо интересуется:
— А родители твои дома?
— Нет, Елена Леонидовна, — тоже вежливо говорю, — их дома нет.
— Хорошо. Я тогда подожду.
«Долго же тебе придется ждать», — злорадно подумала я.
Пройдя в комнату, она села в кресло. Достав из сумочки чистенький платочек, стала протирать стекла очков.
— А скоро они придут?
— Недели через две.
— Как недели через две?! Почему?
Я сказала — почему. Она покачала головой:
— Ну и что мы с тобой, Мухина, теперь делать будем?
— Давайте чайку попьем, — предложила я.
— Да я не про это, — поморщилась она. — А про твои прогулы. И про твою успеваемость. О чем ты только думаешь милочка моя?
Честно говоря, я думала о том, что хорошо бы сейчас полакомиться зефиром в шоколаде. Но не могла же я ей об этом сказать, сами понимаете.
— Да ни о чем не думаю, Елена Леонидовна.
— Вот в том — то и беда, что ни о чем. А пора бы серьезно задуматься, ты уже взрослая девочка. Другие дети в твоем возрасте… — И завела пластинку о том, какие бывают замечательные дети в моем возрасте.
И тут в дверь позвонили.
Я насторожилась. Кто бы это мог быть?.. Танька с Анькой сегодня в бассейне; Володька в Питере… Между тем трезвонили все настойчивее.
Я пошла открывать. Иду, а мне словно кто в ухо шепчет: «Эмка, не открывай. Не открывай, дура…» Я остановилась, постояла… И дальше двинулась уже на цыпочках.
— Кто там? — бодрым голосом спросила я, прижимаясь спиной к стене.
Что здесь началось — вы не поверите.
В дверь стали стрелять!..
Честное слово, не вру. Такой грохот поднялся! Тра — та — та — та — та — та!.. У меня прямо сердце в пятки ушло. Я зажала уши и, опустившись на четвереньки, отползла в сторону кухни.
Пули легко прошивали не только входную дверь, но и дверь напротив, в ванную. Только щепки во все стороны летели.
Мне показалось, что палили целую вечность. Потом стрельба внезапно прекратилась. «Все, — подумала я обреченно, — сейчас кинут гранату…» По квартире плавал пороховой дым. Входная дверь была как решето. Не лучше выглядела и дверь в ванной. А уж про мое любимое зеркало в прихожей я и не говорю…