Мне хочется надеяться, что я говорю убедительно. Если честно, сегодня утром меня жутко тошнило после тоста и чашки кофе, но я взяла себя в руки и пришла сюда
– Хорошо, – говорит преподавательница, но смотрит на меня с явным сомнением. – Но, Александра, я прежде не раз замечала подобное. Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу…вы не беременны?
В ту же секунду, как она задаёт этот вопрос, я уже осознаю ответ. Как будто я всё знала и так, просто не признавалась даже себе. Руки сами собой тянутся к животу, кровь отливает от лица. Беременная Мария Магдалина для сцены не годится, хотя издержки её профессии могли быть и такими. Меня качает, стены будто смыкаются, угрожая похоронить меня под собой.
Преподавательница по вокалу усаживает меня на табурет в углу комнаты, прижимает мою голову к моим коленям, чтобы я не упала в обморок.
– Такое бывает, – объясняет она. – Гормональные изменения во время беременности иногда приводят к опуханию голосовых связок. Это может плохо повлиять на ваш диапазон. Перенапряжение очень опасно. Вам следует проконсультироваться с врачом. И, вне всякого сомнения, дать связкам отдохнуть.
Гнев Пирса – бурный, как шторм в Атлантическом океане. «Что за чёртова катастрофа!» – восклицает он, когда я вечером сообщаю ему новости после того, как посетила врача и он подтвердил, что я беременна и что одна из голосовых связок повреждена. Я протягиваю к нему руки, отчаянно нуждаясь в объятиях, но он отталкивает меня.
– Тебе надо от неё избавиться, – говорит он, и его горячая ярость сменяется ледяной неприязнью. Затем он отворачивается и наливает себе большой стакан скотча.
На секунду я недоумеваю, полагая, что он говорит о голосовой связке. Но меня тут же охватывает ужас, когда я понимаю, что речь о беременности. Аборты десять лет как легальны, но я даже не рассматривала этот вариант. Я уже чувствую связь с будущим ребёнком, свирепое желание защищать и нежную любовь.
Он отхлёбывает виски и добавляет:
– Разберись с этим, а потом, если нужно, сделай операцию на связки. Ты же не хочешь лишиться роли.
В моей голове звучит белый шум, и я не могу ясно мыслить. А потом сквозь непонимание и страх слышу голос матери, напевавшей на кухне домика смотрителя слова любви и потери:
Я знаю ответ на этот вопрос: нет ни малейшего сомнения в том, что намерен делать Пирс. Он уже разорвал наши отношения.
А потом шум в моей голове утихает, и в том, что буду делать я, тоже не остаётся ни малейших сомнений. Я оставлю этого ребёнка и воспитаю его сама. Может быть, со временем мой голос вернётся. Преподавательница по вокалу сказала, что, если я не сильно его повредила, шанс есть. Надо будет проконсультироваться со специалистом. Но это подождёт несколько месяцев. У меня имеются кое-какие сбережения – по крайней мере, я смогу жить на них, пока не родится ребёнок, а потом вернусь к работе. Это ведь не конец, лишь остановка. В конце концов, другие певицы же совмещают детей и карьеру. Почему я не смогу?
Скотч явно развязал Пирсу язык. Когда я говорю ему, что оставлю ребёнка, на меня обрушивается поток таких оскорблений, что мне становится страшно, не сделает ли он чего-то со мной и с малышом. Он заявляет, что не хочет больше иметь со мной ничего общего, что такое решение – жуткий эгоизм, что я такая же зацикленная на себе, как любая другая певичка.
– Может, это даже не мой ребёнок, – выдает он, натягивая куртку, и, распахивая дверь, шипит: – Неудивительно, что они дали тебе роль Магдалины. Сразу увидели настоящую шлюху.
Я с глухим стуком захлопываю дверь за ним и его полными ненависти словами. Звук эхом отражается от стен. Я падаю на пол и лежу, скорчившись, на грязной плитке в коридоре, обняв колени, защищая новую жизнь, растущую в моём животе, и рыдаю. Я чувствую себя совершенно одинокой.
Но одно я знаю точно – моё место в Лондоне. Я ни за что не вернусь в Шотландию.
Лекси, 1978
Слава Богу, Дейзи, пристёгнутая к автокреслу, спала всю дорогу сюда от Инвернесса. Это значит, что вечером её нелегко будет уложить в кровать, но мне лучше уж спокойно проехать последние несколько миль. Я выключаю магнитофон, потому что меня уже тошнит от многочисленных детских песенок и мюзиклов Вест-Энда, которые я неоднократно прослушала за те два дня, что мы ехали в машине. Радио не переключается, так что я остаюсь слушать гудение двигателя и свои собственные мысли, пока извилистая дорога тянет нас на северо-запад.