Вслед за этим мой друг занялся круглым отверстием, которое пуля проделала в стене.
– Пуля летела горизонтально, – объявил он. – Ствол револьвера не был наклонен ни вверх, ни вниз.
Сказав это, Рультабийль обратил наше внимание на то, что след от пули расположен на несколько сантиметров ниже кровавого отпечатка. Затем, повернувшись к двери, он принялся буквально обнюхивать замочную скважину и засов. Осмотр убедил его, что дверь действительно выломали снаружи, так как замок был заперт, засов задвинут, а скобы их почти сорваны и едва держались на одном шурупе каждая.
Юный сотрудник «Эпок» взглянул на них снова, потом принялся за дверь и, осмотрев ее с обеих сторон, убедился, что отодвинуть или задвинуть засов снаружи было невозможно, а также что ключ вставлен изнутри. Далее он удостоверился, что, когда ключ вставлен изнутри, отпереть дверь другим ключом снаружи нельзя. И наконец, убедившись в том, что дверь не снабжена никаким автоматическим запором, то есть представляет собою самую что ни на есть обычную дверь с весьма надежными замком и засовом, которые оставались закрытыми, он бросил: «Тем лучше!», после чего уселся на пол и поспешно принялся разуваться.
Оставшись в носках, Рультабийль вошел в комнату. Прежде всего он весьма тщательно осмотрел опрокинутую мебель. Мы молча наблюдали за ним. Папаша Жак насмешливо заметил:
– Я смотрю, вы, сударь, прямо из кожи вон лезете.
– Вы сказали чистую правду, папаша Жак, – поднял голову Рультабийль. – В тот вечер ваша хозяйка не была причесана на пробор, а вот я, старый дурак, вбил себе это в голову.
Затем со змеиной гибкостью он скользнул под кровать. Папаша Жак продолжал:
– И только подумать, сударь, что убийца прятался под кроватью! Он ведь был уже там, когда в десять часов я зашел, чтобы закрыть ставни и зажечь ночник, – ведь ни господин Стейнджерсон, ни мадемуазель Матильда, ни я больше из лаборатории не выходили.
– А скажите, господин Жак, – послышался из-под кровати голос Рультабийля, – в котором часу хозяин и мадемуазель последний раз пришли в лабораторию?
– В шесть.
– Да, он был здесь, это точно, – опять зазвучал голос журналиста. – К тому же тут больше и спрятаться-то негде… А когда вы вошли сюда вчетвером, под кровать вы заглядывали?
– Сразу же. Мы ее вверх дном перевернули, прежде чем поставить на место.
– А между матрасами смотрели?
– На кровати был только один матрас, на который мы положили барышню. Потом привратник и господин Стейнджерсон тут же отнесли ее на этом матрасе в лабораторию. А под ним была лишь металлическая сетка, сквозь которую все видно. Да и не забывайте, сударь, что нас было четверо, ускользнуть от нас ничто не могло – комнатка маленькая, мебели почти нет, дверь в павильон закрыта.
Я решил высказать предположение:
– А может, он покинул комнату вместе с матрасом? Может, даже в матрасе. Случай столь таинствен, что все возможно! Господин Стейнджерсон и привратник были возбуждены и могли не обратить внимания, что несут двойной вес. А вдруг привратник – сообщник? Предположение не хуже и не лучше любого другого, однако оно объясняет многое, например отсутствие отпечатков ног в лаборатории и передней. Когда мадемуазель несли из лаборатории в замок, перед окном могли ненадолго остановиться, и преступник получил возможность спастись…
– И что дальше? Дальше-то что? – весело рассмеявшись, спросил из-под кровати Рультабийль.
– Кто его знает. Всякое возможно, – с досадой ответил я, а папаша Жак проговорил:
– Эта мысль, сударь, пришла в голову следователю, и он велел хорошенько осмотреть матрас, а потом сам смеялся – так же, как смеется сейчас ваш приятель, потому что уж чего-чего, а двойного дна в матрасе не было. Да и потом, если бы в нем был кто-то, мы бы увидели.
В конце концов я тоже рассмеялся над своей глупостью. Но кто может сказать, где начинается и где кончается глупость в подобном деле? Сделать это мог лишь мой друг, да и то…
– Послушайте-ка! – воскликнул он, все еще лежа под кроватью. – Похоже, эту циновку снимали.
– Да, сударь, – подтвердил папаша Жак. – Когда мы увидели, что убийцы нет, мы подумали: а вдруг в полу дыра?
– Какая там дыра, – отозвался Рультабийль. – А погреб здесь есть?
– Нету. Но это нас не остановило, да и господин следователь и особенно письмоводитель обнюхали каждую половицу.
Наконец репортер вылез из-под кровати. Глаза его сияли, ноздри раздувались – он походил на молодого зверя, возвращающегося с удачной охоты. К тому же он так и остался стоять на четвереньках. Нет, в самом деле, лучшего сравнения для него было не придумать: великолепный охотничий пес, идущий по следу какой-то невероятной дичи! Он вынюхивал следы человека – человека, о котором поклялся рассказать своему начальнику, главному редактору «Эпок»: не следует забывать, что наш Жозеф Рультабийль был журналистом.